— Это тот, который делает картинки? Люминки, да? — Аллигория глянула на дочь. Та одобрительно кивнула.

— Именно! Так вот, представьте себе — этот счастливейший из ваших дней запечалится на нескольких стеклянных карточках и останется не только у вас в памяти, но и в реальности! А потом вы можете расставить люминки по всему дому…

— Ну, даже не знаю… Может, лучше обойтись старыми-добрыми портретами?

— Это старо! Надо шагать в ногу со временем, мадам!

— А свечки значит — не старо? — брови Октавы взлетели вверх на реактивной тяге.

— Свечки — это классика! Нужно понимать грань между обворожительной новинкой, старьем и классикой. К тому же, от магических ламп нет никакого аромата…

— Знаете, я подумала. По-моему, это хорошая идея, — улыбнулась Аллигория Крокодила. Улыбка ее напоминала трещину на перезрелом арбузе. — Но меня больше интересует развлечение — что-нибудь такое, чтобы гостям не было скучно.

— Вот по этому поводу я и пришел. Пока ничего не придумал, и хотел посоветоваться…

— Простите, конечно, что вмешиваюсь, — девушка откашлялась, — но тут даже думать особо не надо. По-моему, лучший вариант — это представление.

— Представление? — церемониймейстер застыл с кислым лицом. — Но разве это такое уж развлечение?

— Ну, время же тоже не стоит на месте. Они стали использовать больше спецэффектов — сегодня как раз должна быть премьера с кучей технических новинок. По-моему, будет то еще развлечение.

— Спецэффектов, — в полголоса протянул Честер Чернокниг, и в глазах его принялись сменять друг друга картинки, рожденные бурным воображением. — Это же чудесно!

Свадебный церемониймейстер вскочил с места.

— А если мы попросим их написать сценарий специально для нас и использовать больше спецэффектов, чтобы прямо дымило… Поверьте, это будет просто великолепно!

Он очертил руками в воздухе фигуру, которая, видимо, на каком-то неведомом языке и значила «великолепно».

— Простите, вы сказали «чтобы дымило»? — уточнила Аллигория Крокодила.

— Ой, я это вслух? — замялся Честер, покручивая усы. — Конечно! Хорошие спецэффекты ведь всегда дымят.

Чернокниг собирался покинуть обеденный зал, но остановился в дверном проеме — привычки не изменяли себе.

— Поверьте, это будет великолепно! — повторил он.

Свадебный церемониймейстер скрылся, а потом появился вновь. Опять же, не изменяя привычкам.

— Кстати, вы подумали над той идеей с горящим мороженым?

Магия текла повсюду, проносясь сквозь каждый живой организм, каждое строение и, в принципе, как выразился бы классик, через все, что ни есть на земле. Ее невидимые потоки струйками-ручейками, шелковыми нитками тянулись в бесконечность, завихряясь и подпрыгивая словно бы на незримом и очень экстремальном аттракционе.

Иногда, их встряхивало — это либо кто-то нажимал на магический звонок, либо приходили в движения механизмы на фабрике, либо двигались големы, либо алхимики снова что-то чудили, либо волшебники зажигали магические огоньки.

Магия только и могла, что быть движущей силой, энергией, которая открывает многие — но не все подряд — возможности. Уж сколько раз каждый второй сетовал, что никакой тебе левитации, никаких огненных шаров, и ничего такого же невероятного. Магия казалось скучной — так же, как человеку кажется скучным есть красную икру вприкуску с омарами на завтрак, если он делает это каждое утро. Такое быстро приедается.

Но отдельные случаи баловства с магией — когда пара-тройка человек превратилась в порошок, зато кто-то успел создать бутылку вина из ничего и сделать из какого-то несчастного лягушку, — все-таки случались. Для этого существовала контрабандная магическая карамель, которая придавала волшебству все то, что в нем любят любители клише и эпичности: экшн, взрывы, злые чары и огненные шары, куда же без них.

Но это вовсе не то, что важно здесь и сейчас.

С магией все как пить дать — хоть ее продолжали дергать и изучать, не давая покоя, тема эта в научно-магическом сообществе была до боли избитой. Каждый мог зажечь магический фонарик и знал, что такое волшебство и с чем его едят. Хотя, говоря откровенно, скорее знал, почему его вообще лучше не есть.

Умы зачастую будоражила совсем другая тема — а откуда взялась жизнь? Со всякими стабильностями и нестабильностями все понятно (на самом деле — ничего не понятно), но вот жизнь…

Впрочем, это все находилось по ту сторону занавеса — с той стороны реальности, которая в привычной жизни была незаметна. И люди, занятые бытовыми проблемами, которые любят больно кусаться, если забудешь о них хоть на момент, на эту часть бытия внимания не обращали.

Но пока с этой потаенной стороны невидимые потоки магии спокойно, без всякого намека на катастрофу (хватит с нас этого), текли через пространство, в привычной картине мира весенний денек цвел, благоухал и чихал аллергией, разнося пыльцу деревьев по Хрусталии.

Кто-то понасажал в городе тоненькие и худые деревца с витиеватыми стволами еще в незапамятные времена. И все бы ничего — грех жаловаться на эти островки природы меж домов, — но вот только каждую весну деревья цвели пухлыми розово-белыми цветками.

Безусловно, картинка — то, что надо, и художники верещали от счастья каждый период цветения. А еще отлично смотрится на открытках. И пахнет невероятно!

Только вот об аллергиках никто не подумал. И сколько они не умоляли заменить деревья на другие, все всегда сводилось к одному — как можно вырыть из земли историческое наследие и один из символов Хрусталии! Это же надо быть последним идиотом, чтобы предложить не вырубить, а пересадить проблемные растения на окраины города, а в центре сделать что-то менее пахучее.

Короче говоря, розовая пыльца, которую словно бы просыпал небесный кондитер, тонкой вуалью прикрывала город. После каждого достаточного сильного дуновения ветерка нежные крупицы неслись, подпрыгивали и обволакивали все, к чему прикасались. А потом оседали, дожидаясь нового порыва ветра.

Несущийся на всех порах Шляпс заглатывал розовую пыльцу огромными порциями. Впервые в жизни люминограф был невероятно рад тому, что аллергии у него никогда не было. Но маленькие крупицы все равно щекотали нос, и Диафрагм чихал со скоростью примерно два чиха на шаг.

А потому люминограф летел, как простудившийся паровоз, пугая окружающих и оставляя за собой след из громкого «апчхи».

Этому метафорическому составу пора было начать жать на тормоза — риск врезаться в главный городской театр рос с каждым шагом.

И, если мы уже начали говорить об этом строении, театр был слишком широк — в отличие от всех остальных домиков. Поговаривают, что когда-то давно — никто даже не помнит, насколько давно, — театр был несколькими жилыми зданиями. Потом между ними снесли перегородки, добавили ажурных украшений, блестящих статуй каких-то непонятных существ, которые даже умалишенному не являлись в кошмарах, ну и прочие декорации. И все это для того, чтобы дома стали похожи на храм искусства — видимо, Аполлон и иже с ними просто с ума сходит по всяким побрякушкам.