Но первые слова жизни оказались не столь поэтичным. Скорее даже абсолютно антипоэтичными.

Звучали они как-то так:

— Ядрить переколотить, тарахтить! Что-чего-почему?

Притом все это — прокуренным басом.

Зрительный зал переставал гудеть. Гости зааплодировали — ну и что, что спецэффекты вышли из строя, засыпав осколками пару-другую человек? Зато получилось эффектно и красиво, как и обещала программка.

В углах зала и на сцене замаячили магические аномалии, полупрозрачным полотном колеблющимися в пространстве. Эти существа напоминали синеватых призраков из магии, которые мрачно глазели в пустоту и колыхались на месте. Но никто не кричал от ужаса и не разбегался в стороны.

Если полтергейст в доме — это паника для всей семьи и очередной сюжет для фильма ужасов, то внезапно возникшая магическая аномалия — как моль в шкафу.

Эти существа возникали тогда, когда в пространстве образовывался избыток нестабильности — и она, смешиваясь со стабильностью, превращалась в лишнюю магию, которая формировалась в аномалии. Такое происходило просто так — иногда, в углу любого дома могла появиться аномалия. Просто какие-то изменения на природном уровне, ничего особенного. Но чаще, конечно, магические аномалии возникали в кабинетах алхимиков и волшебников — уж там-то излишня магия постоянно скапливалась. Или, при сбоях в приборах, которые тоже работали благодаря магии. Ну, и при разного рода катастрофах, но это редкость.

Избавиться от этих магических аномалий просто — достаточно использовать эту избыточную магию. Волшебники, например, зажигали обычный магический огонек, и аномалия исчезала. А алхимики пускали магию, из которой состоит аномалия, в свои опыты разного характера…

Шляпс проткнул аномалию рукой, и по телу проползла неприятная, холодная щекотка. Люминограф ощупал сцену в том месте, где, как ему показалось, упал светопарат.

Не найдя ничего, Диафрагм тяжело вздохнул — стоящая за ним женщина аж вздрогнула.

Люминограф присел на край сцены, свесив ноги — но тут сзади что-то грохнуло. Из мрачной дыры в полу выползал самый настоящий черный чумазый черт, темнота вокруг него клубилась, поднимаясь вверх вместе со струями пара и запахом гари. Эта адская свита прыгала вокруг своего хозяина, и…

Глиццерин чихнул, и все старания драматизма сошли на нет.

— Господин люминограф? — осторожно проговорил пиротехник, вытирая черную сажу с лица.

Шляпс нехотя повернулся.

— А, снова вы. Нет, ничего я вам больше не дам, даже не просите — у меня этого больше нет…

— Не понимаю, о чем вы, но мне очень жаль, — Глиццерин наконец-то выбрался из-под сцены и грохнул крышкой люка. — А я тут, кстати, нашел ваш светопарат…

Шляпс с грацией неуклюжей пантеры кинулся на специалиста по спецэффектам. Тот был невероятно медлительной добычей, и люминограф уже успел выхватить свое сокровище из чужих рук, тут же принявшись осматривать его.

Глиццерин Пшикс опешил, но, придя себя, стал ждать благодарности.

Ее не последовало.

Но Пшикс был очень терпеливым.

— Если вы ждете благодарности, — кинул Шляпс, убирая прибор в кожаную сумку. — То не дождетесь. У меня сердце в пятки ушло, а это просто вы в суматохе стащили его со сцены…

— Вообще-то, он на меня свалился.

Господин Диафрагм поразмыслил.

— Ладно, тогда я говорю спасибо великой случайности за то, что она случилась. Ну и вам за то, что вы приняли на себе удар от светопарата, не более.

— И даже не дадите сделать люминок? Ну хотя бы одну…

— Я подумаю, — наигранная задумчивость пантомимой натянулась на лицо люминографа. — Нет, даже не думайте.

— А, господин люминограф! — пространство разразилось голосом, который словно бы пропустили через цепь громкоговорителей. — Я-то уж думал, что вы ушли!

К сцене подошел — хотя, вернее сказать, подкатился — кругленький режиссер, тело которого скорее напоминало перевернутый корнеплод, чем классический набор «руки-ноги-грудь-голова».

— Простите за… технические неудобства, — режиссер покосился на Глиццерина. — А вам, господин Пшикс, должно быть стыдно!

— Вообще-то, вы сами сказали встречать господина Диафрагма, а не проверять приборы…

— Давайте не будем переводить темы? С вами я поговорю отдельно, — режиссер нахмурился, а потом вновь повернулся к Шляпсу. Как по щелчку, выражение лица сменилось на то, которое обычно глядит с рекламы зубной пасты. — Я очень, очень рад, что вы посетили нашу премьеру! Запечатлеть этот спектакль на люминки — большая честь…

— Можете забыть об этой чести, люминок нет, — вздохнул Диафрагм.

Режиссера словно бы поставили на паузу.

— Как так — нет? Но вы же здесь.

— Я-то здесь, а вот люминок нет. Точнее, они, конечно, есть, держите… — Шляпс вытащил из нагрудного кармана стеклянные карточки и протянул собеседнику.

Тот расплылся в масляной улыбке и бросился рассматривать люминки в свете магически ламп. С каждой минутой его улыбка обвисала все больше и больше, пока края ее не достали пола.

— А что это… такое? Я вижу только… дым и пятна…

— Ну вот поэтому я и говорю, что люминок нет. Просто кому-то надо было подумать, перед тем как звать люминографа снимать в помещении с выключенным светом. Потому что это так не работает — для люминок нужно очень хорошее освещение. Зато дым и пиротехнику видно прекрасно…

Глаза режиссера налились слезами, которые без помощи святых превратились в кровь. Красными глазищами несчастный воззрел на Глиццерина.

— Господин Пшикс, мы с вами обязательно поговорим позже…

— Но я-то тут при чем, господин Увертюр!

— Пшикс, не вынуждайте меня…

— По-моему, парень тут всех спас, — внезапно сказал Шляпс. — И вообще, не скидывайте вину на него. По-моему, это не он посылал мне просьбу снять премьеру, да? Так что признайте уже свою вину и заплатите.

Глаза Глиццерина увеличились раз в так пять. А его начальника — во все двадцать пять.

Еле держа себя в руках, режиссер процедил:

— Простите, но нет люминок — нет и оплаты.

— Тогда возвращайте эти, — Диафрагм потянулся за стеклянными карточками, но Увертюр одернул руку.

— А эти я, все-таки, оставлю…

— По-моему, это наглое воровство.

— По-моему, это невыполнение профессиональных обязанностей.

Взгляды двух атлантов встретились, создав такое напряжение, что между ними можно было спокойно жарить шашлык.

— Кхм, — тоненький голосок прозвенел колокольчиком, заставив Шляпса и Увертюра отвлечься друг от друга и обратить внимание на главного редактора «Снов наяву». Сегодня она пришла в чудном платье с узким и высоким воротом, которое, сомнений не было, точно сделал Бальзаме Чернокниг.