Со вторым участником аварии они сначала едва ли не сцепились в драке, ужасно орали друг на друга. Виноваты в ДТП были оба, но очень хотелось свалить всё на противника, да и нервы. Стелла расплакалась, так жаль ей было автомобиль, ярко-синюю «Крету». Только закрыла двухлетний кредит и сразу же долбанулась. Что ж такое! Сейчас у симпатичного кроссовера было сильно помято крыло, разбита фара. По страховке отремонтируют, но всё равно жаль.

К тому же, Стелла не доехала до клиента, поэтому на неё обрушился с проклятьями координатор эскорт-фирмы (а попросту — её сутенёр, Борис). Орал в трубку, матерился.

— А что я сделаю, — слабо огрызнулась Стелла. — Ты же понимаешь, это непредсказуемо! Я правил на нарушала, ехала спокойно.

— Да кто тебе поверит! Вы же, тупые курицы, вообще ездить не умеете!

Было очень обидно, так как за четыре года вождения у Стеллы это была первая авария.

— Я верну аванс, — вздохнула она.

— Конечно, вернёшь. Ещё и оштрафую!

— Борис, прости, я же не виновата! — взмолилась девушка.

— Да мне по**й! Ты понимаешь, как меня подставила?! Мне это теперь разгребать.

— Может как-то перенести на попозже?

— Попозже! Да ты ещё в ГАИ до утра просидишь. Всё, сейчас скинь мне обратно деньги, а когда освободишься, сразу отзвонись.

— Хорошо, — кротко ответила Стелла.

ДАША

Домой меня привезли на огромном чёрном внедорожнике.

В офисе Артемьев вручил меня водителю, а тот повёл вниз по боковой лестнице, пока мы не очутились во дворе. Всё вокруг плавало в тумане, я плохо ориентировалась в пространстве, спотыкалась. Ноги не держали, спускаясь по лестнице, я хваталась за перила. Наверное, у меня был такой вид, будто меня приложили кирпичом по голове.

Пока автомобиль преодолевал два квартала до моего дома, водитель что-то спрашивал. Его голос доносился словно через вату. Я односложно и невпопад отвечала на вопросы. Скорчилась на бескрайнем заднем сиденье. Грудь ныла, тянуло низ живота, в промежности саднило, словно сняли кожу…

Машина была роскошной, она ехала очень плавно. Я смотрела в окно на вечерний город, на его беспечно сверкающие огни и ничего не понимала… Меня будто прожевало и выплюнуло обратно злое чудовище — жизнь.

Что произошло? Кто я теперь? Что со мной будет?

Сколько понадобится времени, чтобы успокоиться и прийти в себя? Как жить дальше?

— Оставите, пожалуйста, здесь, — слабым голосом попросила я водителя, когда за окном появилась вывеска «Пятёрочки». — Мне нужно в магазин.

А лучше бы в аптеку! Купить снотворного, съесть пригоршню таблеток и на этом всё. Больше никаких мучений, мыслей, ощущений… Но нет, я так не поступлю, это исключено. Ни за что не смогу причинить такую боль маме. И ещё я очень нужна братику и старушке Бонни.

А как же Алекс? Примет ли он меня… такую? Растоптанную, использованную…

При мысли об Алексе слёзы едва не брызнули. Держалась из последних сил, чтобы не удариться в истерику на людях.

Внедорожник тут же свернул с маршрута и притормозил перед магазином.

— Спасибо, что подвезли, — автоматически выдала вежливую фразу.

— Погоди, девочка. — Водителем у Артемьева работал пожилой мужчина, на висках серебрилась седина. — Матвей Николаевич велел доставить тебя прямо домой. Значит, до подъезда. Иди в магазин, а я подожду.

— Так вот же мой дом, — указала я в сторону страшной панельной девятиэтажки.

- С родителями живёшь?

«Какое вам дело?»

— Снимаю квартиру.

— А, понятно. Ну, ладно… — водитель на мгновение задумался. — Будем считать, что до подъезда я тебя довёз, да?

— Так и есть, — безучастно подтвердила я. — До свидания.

Надо же, как он боится ослушаться хозяина…

*****

Конечно, я была не в том состоянии, чтобы делать покупки, но обязательно нужно было вернуться домой с едой. Оксанка — дочка соседки — наверняка не поужинала. Её развесёлая мамаша постоянно забывает накормить ребёнка, а потом суёт сникерс или чокопай, цитируя рекламу: «Съел — и порядок!». Здоровое питание Оксанке перепадает только от меня. А ещё в магазине надо купить корм для Бонни.

Проходя между стеллажей с товарами, я специально изучала этикетки, чтобы думать только о покупках. Изо всех сил гнала другие мысли — жуткие, страшные. О том, что сейчас со мной произошло…

За дверью квартиры играла музыка. В прихожей, как ни странно, никто не встретил, хотя обычно по вечерам из комнаты сразу выкатывается пятилетняя Маринкина дочка, а следом ковыляет Бонни, моя любимая собака породы корги. Старенькая, она то и дело начинает прихрамывать, за Оксанкой ей не угнаться.

Сквозь музыку из-за двери Маринкиной комнаты доносятся приглушённые стоны и характерные ритмичные шлепки — когда одно обнажённое тело ударяется о другое. Я всё это слышу, и к горлу подкатывает тошнота, в глазах темнеет. Воспоминание о только что пережитом кошмаре обрушивается на меня камнепадом. Подружка занимается с кем-то сексом — вот только для неё это привычное и любимое занятие. Она получает от процесса огромное удовольствие.

Дверь моей комнаты закрыта. Ну, ясно — Маринка выперла туда дочь и приказала не высовываться, пока «дядя не уйдёт». Обычно, когда в гости приходит очередной Маринкин кавалер, малышка играет в наушниках за моим компьютером, а Бонни караулит рядом.

Но обычно они всегда выходят меня встречать и очень радуются моему возвращению.

Что случилось? На сегодня мне уже хватит потрясений.

— Даша, Даша, с Бонни что-то не так! — взволнованно сообщила девочка, едва я вошла в комнату. — Она странная!

Моя рыжая англичанка уткнулась мордой в лапы и тяжело дышала. Только немного приподняла голову и вильнула хвостом, радуясь моему приходу.

— Бонни, милая, что с тобой? Пожалуйста, только не сегодня! Пожалуйста, милая! Мне и так плохо! — шёпотом взмолилась я.

— Даша, это я виновата, — всхлипнула девочка. — Я её пончиками накормила. Дядя Валера принёс целую коробку. И я поделилась, мы вместе съели. Это вредная еда, я знаю. Но мы были голодные! Бонни теперь умрёт?

— Что ты такое говоришь, Оксана! Нет, ни за что!

Я вылетела из комнаты и принялась колотить в Маринкину дверь. Музыка, которой парочка маскировала свои забавы, сразу стихла, и вскоре показалась моя шебутная соседка — тридцатилетняя шатенка, хорошенькая, кареглазая.

Маринка раскраснелась, её глаза возбуждённо блуждали, она ещё не пришла в себя. Шёлковый халат был надет наизнанку.

— Дашуня, — прошептала она. — Что случилось? Ой… Да на тебе лица нет! Что с тобой? Ты плакала?!

Конечно, я плакала — от собственного бессилия, чудовищной обиды, а ещё от боли. Но мне удалось не скатиться в истерику. Вытерла слёзы и умылась ледяной водой в санузле у Артемьева и после этого как будто одеревенела. Не могла позволить себе рыдания на публике. Но и домой тоже боялась идти, потому что знала — там меня точно накроет, слёз не избежать.