Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отец Зевс взывает с горной вершины, – сказал Политос.
Один из пехотинцев в кожаной куртке, заляпанной жиром и кровью, поглядел на облачное небо:
– Зевс, может быть, позволит нам отдохнуть сегодня после полудня.
– Нельзя же драться в дождь? – откликнулся кто-то.
И в самом деле, дождь начался через несколько минут. Все разбежались по укрытиям, кто какое сумел найти. Мы с Политосом устроились у борта корабля Одиссея.
– Великие вожди теперь встретятся и заключат перемирие, чтобы женщины и рабы вышли и забрали тела погибших. Сегодня их сожгут, а над прахом насыпят курган. – Он вздохнул – Так начали этот вал – с кургана, который укрыл останки погибших героев.
Я уселся и принялся следить за дождевыми каплями, прибивавшими пыль, образовавшими лужи на песчаном берегу, барабанившими по волнам. Порывистый ветер гнал серую пелену дождя через залив, стемнело, и теперь я уже не видел мыса. Стало прохладно, делать было нечего, оставалось только бездумно ждать, пока не вернется солнце.
Я вжался в борт лодки насколько мог, ощущая холод и полнейшее одиночество. Я с тоской размышлял о том, что мне не место в этом времени и в этих краях, куда забросила меня беспощадная сила, которая убила мою любовь.
«Я служу богу», – так мне пришлось сказать доверчивым ахейцам. Служу, но против желания. Бедный безумец, заблудившийся в дремучем лесу, я покоряюсь силам, недоступным моему пониманию.
«Кто толкнул меня на подвиг?» – размышлял я. Золотой бог моего сна называл себя Аполлоном. Но по словам греков, окружавших очаг, Аполлон поддерживал в этой войне троянцев, а не ахейцев. Я боялся уснуть, потому что знал: стоит мне закрыть глаза – и опять придется предстать перед этим… богом. Иначе назвать его у меня язык не поворачивался.
Отвлекшись на мгновение от своих дум, я заметил, что передо мной появился дюжий, плотно сбитый мужчина с поседевшей темной бородой и угрюмым выражением лица. Подняв глаза, я разглядел волчью шкуру, накинутую на его голову и плечи, по которой барабанил дождь, тунику до колен, меч на бедре, ступни и лодыжки в грязи, кулаки размером с хорошие окорока, упертые в бедра.
– Это тебя зовут Орионом? – выкрикнул он, пытаясь перекрыть шум дождя.
Поднявшись на ноги, я увидел, что на несколько дюймов выше пришедшего. И все же он не из тех, кого можно одолеть.
– Да, я Орион.
– Пойдешь за мной, – отрезал он и повернулся.
– Куда?
– Мой господин Одиссей хочет видеть человека, который сумел преградить путь царевичу Гектору. Живее! – бросил он через плечо.
Под проливным дождем мы с Политосом направились к веревочной лестнице, спущенной с палубы.
– Знал я, что здесь лишь у Одиссея хватит ума, чтобы прибегнуть к твоим услугам, – хихикнул старик. – Да-да, я знал это!
– Какому богу ты служишь? – спросил Одиссей.
Я замер перед лицом царя Итаки, сидевшего на деревянном табурете. Рядом с ним расположились знатные воины. На первый взгляд царь выглядел низкорослым: ноги его были коротковаты, плечи широки, а мощная грудная клетка такова, какой и должна быть у человека, плававшего с мальчишеских лет. Его крепкие накачанные руки охватывали кожаные браслеты на запястьях, а над левым локтем – бронзовое кольцо, поблескивавшее полированным ониксом и ляпис-лазурью даже во мраке корабля. На темной коже царя белели шрамы старых ран, разделявшие черные волосы обеих рук, словно дороги в лесу.
Из свежей раны на правом предплечье сочилась кровь.
Дождь барабанил по холсту в паре дюймов над моей головой. В шатре пахло собаками, мускусом и сыростью. Несмотря на холод, Одиссей был в тунике без рукавов, ноги царя оставались босы, а широкие плечи согревало овечье руно.
Лицо украшала густая темная вьющаяся борода, в которой лишь изредка мелькала седина. Курчавые волосы спускались на плечи и лежали на лбу, доходя почти до самых бровей. Глаза, серые словно море в дождливый полдень, искали, выпытывали, судили.
Он начал с вопроса, едва мы с Политосом переступили порог его шатра, без каких бы то ни было фамильярных приветствий и вежливых фраз:
– Какому богу ты служишь?
Я поспешно ответил:
– Афине.
Не знаю, почему я выбрал богиню-воительницу. Однако Политос говорил, что она держала сторону ахейцев в этой войне.
Одиссей буркнул что-то и пригласил меня сесть на единственный свободный табурет. Двое мужчин, сидевших по обе стороны царя, выглядели почти как он. Один из них казался ровесником Одиссея, второй был много старше: волосы и борода его полностью побелели, а конечности иссохли до костей. Старик кутался в синий плащ. Все они после утренней битвы выглядели усталыми и изможденными, – впрочем, кроме Одиссея, свежих ран не имел никто. Одиссей как будто бы только что заметил Политоса.
– Кто это? – спросил царь.
– Мой друг, – отвечал я, – спутник и помощник.
Он кивнул, разрешая сказителю остаться. Позади Политоса, почти под дождем, стоял офицер, который привел нас к царю Итаки.
– Сегодня утром ты сослужил нам великую службу, – проговорил Одиссей. – За подобную службу следует наградить.
Худощавый старик, сидевший справа от Одиссея, заговорил удивительно сильным глубоким голосом:
– Нам сказали, что прошлой ночью ты прибыл среди фетов на борту корабля. Но нынешним утром ты бился как подобает человеку, рожденному и вскормленному для войны. Клянусь богами! Глядя на тебя, я вспомнил о собственной молодости. Тогда я не ведал страха. Меня знали в Микенах и Фивах! Позволь мне сказать…
Одиссей поднял правую руку:
– Прошу тебя, Нестор, оставь на мгновение воспоминания.
С видимым неудовольствием старик умолк.
– Какую награду ты попросишь? – спросил меня Одиссей. – Я охотно дарую тебе все, что угодно, если это в моей власти.
Я раздумывал самую малость – полсекунды, а потом ответил:
– Я прошу у тебя позволения биться среди воинов царя Итаки. И чтобы мой друг мог прислуживать мне.
Одиссей ненадолго задумался, Нестор же энергично качал белой головой, а молодой воин, что сидел слева от царя, улыбался мне.
– Но вы оба – феты, не имеющие дома? – спросил Одиссей.
– Да.
Царь погладил бороду, и лицо его медленно озарилось улыбкой.
– Дом царя Итаки приветствует тебя. Твое желание выполнено.
Я не знал, что делать, но Нестор нахмурился слегка и взмахнул обеими руками, обратив ладони книзу. Я склонился перед Одиссеем.
– Благодарю тебя, великий царь, – сказал я, надеясь, что правильно избрал тон смирения. – Я буду служить тебе, не жалея своих сил и жизни.