— Пойдём дальше? — спросил я.

— Жди здесь, — сказала Дарина. — Если услышишь шум или кого-то заметишь — убегай к людям. Я сама пойду дальше. Умеешь отсчитывать время?

Я поднял руку, продемонстрировав часы. Старые, электронные. Без ушедших в прошлое мобильников они мало что умели, но циферблат светился, а это всегда удобно.

— Двенадцать минут, — кивнула Дарина. — Потом уходи. Найди полицию и позови.

— Может, лучше ваших? — спросил я.

Глаза у Дарины расширились.

— Каких… наших?

— Из другого Гнезда.

— Нет! — сказала, будто выплюнула, Дарина.

И быстрым шагом ушла к лестнице на второй этаж. Я постоял, глядя вслед.

Ну да. Похоже, я дурак.

Кто мог быстро и бесшумно перерезать толпу Изменённых?

Только другая толпа Изменённых.

Я никогда не слышал, чтобы Гнёзда враждовали между собой. Чего им делить-то? Каждое Гнездо окучивает тот или иной район, но Москва большая, а больных детей, увы, хватает. Они и берут-то не всех, а только самых безнадёжных. Лет до двенадцати обычно, до начала полового созревания. То ли потом мутагены не работают, то ли психика не выдерживает, деталей я не знаю, а может, и никто не знает. Говорят, только очень редко Гнездо принимает подростков лет пятнадцати-шестнадцати.

Так что самые старые Изменённые младше меня. Хотя, глядя на монаха или старшего стража, этого не скажешь.

Может они доросли до междоусобных войн?

Или мозги у них стали совсем набекрень?

Я поёжился.

А что, если Изменённые примутся на людей бросаться? Нет, их задавят, конечно. Против автоматного огня в упор не выстоят.

Но крови будет много.

— Вот мало нам забот! — сказал я. В обтянутом коврами помещении голос был едва слышен.

Я всё-таки подошёл к мёртвой куколке. Судя по разрубленной спине — умерла сразу. В лицо я заглядывать не стал, но мне показалось, что когда-то это был мальчишка.

Потом я ещё походил немного и нашёл стражей. Тут понять было сложнее, но вроде как у одного стража при жизни был кадык. Наверное, юноша, хотя значит ли это для Изменённых хоть что-то?

Оба стража погибли, сражаясь. Из пальцев на руках выдвинуты длинные кривые когти, да и позы были такие… словно они кого-то вместе атаковали.

Атаковали-атаковали, да не выатаковали.

Одному всю грудь истыкали, комбинезон почти зарос, но следы оставались. У второго шея была перерублена до позвоночника.

Я отошёл, гордясь, что меня не стошнило. Теперь я чувствовал слабый сладковатый запах крови.

Ужас какой.

Всё-таки зря я пошёл.

Если что-то со мной случится — что будет с родителями?

Потянуло на приключения дурака!

Я глянул на часы — прошло десять минут. Ещё две, и можно уходить.

По-прежнему сжимая пистолет, я отошёл поближе к двери. Сейчас мне даже хотелось, чтобы Дарина не вернулась. Нет, конечно, пусть с ней всё будет хорошо. Пусть она задержится оттого, что осматривает Гнездо. Или, лучше, спасает выживших. Каких-нибудь куколок, спрятавшихся под кровати… они ведь спят на кроватях? Чёрт возьми, они вообще спят? Короче, спасает. И ей не до меня. Я сейчас выйду, пистолет закину на крышу, фиг там кто-то будет искать. Дойду до ресторана, там наверняка есть полицейский или частная охрана. Объясню, что услышал крики из Гнезда… нет, лучше, что в переулке увидел труп.

И пусть официальные лица приходят сюда, разбираются, что к чему.

Секундная стрелка томительно медленно завершала последний круг. Я честно дождался, когда истекли двенадцать минут. Была четверть двенадцатого ночи.

Всё, пора уходить.

— Максим!

Дарина спускалась по лестнице. Быстрым шагом, но не бежала.

— Ну что там? — спросил я. Приглушать голос, похоже, нужды не было.

— Мы с Наськой последние, — просто ответила Дарина.

Вся та нервозность, что в ней угадывалась, куда-то исчезла. Она была собранная, даже выглядеть стала старше. Я заметил, что в тусклом свете её глаза поблескивают сиреневым. Это было завораживающе и красиво.

— И что теперь? — спросил я, не скрывая облегчения. Кто бы ни убил Гнездо, их тут уже не было. Я проявил героизм и благородство, но не поплатился за это. Будет о чём рассказать в компании!

— Теперь… — Дарина замолчала, прикрывая лицо рукой. С улицы ударили мощные пучки света. Я осторожно повернулся, у меня даже между лопаток зачесалось. И не зря! Перед входом толпились люди в форме, десятка два. За их спинами угадывался то ли автомобиль, то ли броневичок, с которого светили два ослепительно-ярких прожектора. Мы были как рыбки в аквариуме. Щурясь, я разглядел, что некоторые присели на одно колено, выставив в нашу сторону оружие, явно готовые открыть стрельбу.

— Внимание! Это полицейская операция! Бросайте оружие и выходите с поднятыми руками! — донеслось с улицы так громко, что стёкла задребезжали.

Я послушно разжал пальцы, роняя пистолет. Угораздило же его взять!

— Молчи, я буду говорить, — сказала Дарина, обходя меня и открывая дверь.

Конечно же, я не спорил. Дарина вышла, замерла на площадке перед дверью. Руки она не подняла, кстати.

Шагнув за ней, я из какого-то упрямства хоть и поднял руки, но не полностью, как в кино, а лишь согнув в локтях. Будто собирался поприветствовать полицию.

Как же снаружи слепило глаза! Нас держали в круге света, а что куда хуже — ещё и под прицелами.

— Лечь на землю! Руки на виду! — рявкнул мегафон, и звук заметался по переулку.

Дарина выждала несколько секунд, пока стихло эхо, потом неожиданно громко ответила:

— Я Дарина, хранитель Гнезда. Кто старший среди вас, люди?

Она как бы сразу провела грань, и полицейские смешались.

Потом к нам двинулась кряжистая широкоплечая фигура. В матовом непрозрачном шлеме, в пластиковой броне, не обычной полицейской, а какой-то хитрой, с утолщениями на суставах. Силовая, что ли? Как у сил специальных операций?

Визор шлема сдвинулся вверх, одновременно прожекторы чуть сместились, прекращая нас слепить. Часто моргая, я рассмотрел полицейского — немолодой мужчина с щетинистым подбородком, шрамом на щеке. Морда каменная, словно у Изменённых.

— Полковник Лихачёв, отдел «Экс». Хранитель этого Гнезда — Анна Цой.

Он помолчал, вглядываясь в Дарину.

— А ты — жница Дарина Мельникова.

Точно! Фамилия у Ростика была Мельников. Ничего себе подготовка у полковника, он что же, всех в Гнезде знает по именам и фамилиям?