Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не спорил. О чём тут спорить-то.
— Поэтому те, кто сумеет наладить отношения с Изменёнными, нам очень важны, — продолжал Лихачёв. — Ты важен. Мы связаны по рукам и ногам кучей негласных соглашений — с Инсеками, с Продавцами, с Изменёнными. Когда всё ядерное оружие превратилось в мусор, нам ясно дали понять, кто теперь хозяин. Но потрепыхаться-то хочется…
Он воровато огляделся, потом достал из кармана пачку сигарет и зажигалку. Раскурил сразу две и протянул одну сигарету мне.
— Фу, — сказал я.
— Будь добр, подержи зажжённую, — сказал Лихачёв. — Хочу покурить, но если за нами наблюдают, то оправдаться смогу лишь необходимостью наладить с тобой контакт. Нам потому и выдают сигареты — для налаживания отношений с опустившимися элементами.
Мне пришлось взять в руки сигарету и терпеть вонючий дым.
Значит, даже полковник отдела «Экс» не знает, следят ли за нами.
— Разрешение на оружие тебе дадут, — сказал Лихачёв. — Ты вроде ходил иногда в тир… позанимайся серьёзнее. Ничего нет глупее огнестрельного оружия, если ты не умеешь или не готов его применить. Пропуск я тебе тоже сделаю, чтобы в ночное время патрули не придирались. Простенький пропуск, внештатного консультанта, но пройти кое-куда поможет, и разговорить человека будет проще. Денег не обещаю. Могу, но наша бюрократия будет две недели бумажки оформлять, а ты вроде парень не бедный… Если что — звони. Опять же, помощи не гарантирую, но вдруг что-то подскажу.
— И что я за это буду должен? — спросил я.
— Да ничего, — Лихачёв глубоко затянулся. — Твою ситуацию понимаю, я бы и сам с Гнездом не ссорился. Просто помни, что ты человек.
— Помню, — обиделся я.
— Вот и не забывай.
Я поднялся. Спросил:
— То есть я могу идти?
— Иди, — досасывая свою отраву, сказал Лихачёв.
Что говорить, я легко отделался.
Даже не завербовался.
Я же не завербовался, точно?
То, что меня призвали на службу Гнезду, не делает меня Изменённым. А пропуск «внештатного консультанта» не превращает в полицейского.
Полковник Лихачёв, вроде как мужик не говнистый. Начал разговор жёстко, но потом заговорил по-человечески.
Или они все так работают?
В общем, к дому я вернулся в мрачных раздумьях. Шесть часов назад я вышел из дома купить картошку и подсолнечное масло.
А теперь — пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю, что…
Заспанный консьерж открыл не сразу. Он беспробудно дрых, когда мы выходили с Дариной и, похоже, только сейчас проснулся. Уж не знаю, что с ним сделала жница, но её визит он явно не помнил.
Значит, можно надеяться, что и всезнающий полковник отдела «Экс» не подозревает, что нынешняя мать Гнезда — в квартире моих родителей.
Спал я крепко и встал в девять, когда запищал будильник. Быстро принял душ, вода шла едва тёплая, но в нашем нынешнем климате это не важно. А потом оделся и поднялся к родителям.
Открыл отец. Выглядел он уже не столь ошарашенным, как вчера, когда я впихнул им в дверь Наську. К тому же был выбрит, ну и не в семейных трусах с футболкой, как обычно.
— Всё нормально? — спросил я.
Отец молча посторонился, сказал:
— На кухне.
Судя по тону, на кухне могло быть всё, что угодно. К примеру, Наська, сидящая под столом, держащая перед собой самый здоровенный нож и скалящая острые, как у акулы, зубы. Ну а кто их знает-то, Изменённых?
Я быстро прошёл на кухню, откуда доносился тонкий голосок и остановился в дверях. Вначале мне показалось, что на стуле, болтая ногами, сидит какой-то незнакомый мальчишка в подозрительно знакомой пижаме. Потом я понял, что это куколка, только отмытая, причёсанная и одетая… да это же моя детская пижама! С мальчиком Финном и собакой Джейком!
Родители что, её не выкинули?
Мама стояла у плиты и выглядела, честно говоря, вполне прилично, только лицо было отёчное. Ну неудивительно, если бухать несколько лет без перерыва… Она мешала что-то в кастрюльке, судя по запаху — овсяную кашу. Да, я им месяц назад пакет хлопьев приносил…
А ещё шторы были отдёрнуты, и окно приоткрыто на проветривание. Я с испугом глянул, но небо затягивали тучи, и ничего слишком уж необычного видно не было.
Наська стрельнула в мою сторону глазами и продолжила рассказ:
— И тогда старый якудза Тэкеши Оосава засмеялся и сказал, что отправит меня в опиумный притон в Маниле. Но Максим не растерялся. Он предложил сыграть на меня в покер. Если бы проиграл, то его тоже забрали бы в рабство на всю жизнь! Оосава не сомневался, что выиграет, и достал колоду краплёных карт… Привет, Максим!
— Максим, ты посещаешь подпольные казино? — спросила мама подозрительно.
— У него не было другого выхода! — вступилась Наська. — Когда проиграешь на собачьих боях обе почки, и надо срочно добыть много денег, то либо грабить банк, либо идти в казино… Так вот, Максим рассмеялся в лицо низкому человеку и достал свою любимую колоду… — она осеклась. — Он вообще-то не играет. Но может же быть платонически любимая колода?
— Может, — сказала мама, ставя перед ней тарелку. — Максим, ты будешь овсянку?
— Буду, — решил я и сел. Стоящий за моей спиной отец остался в дверях. — Ты её не слушай.
— Ну почему же? — удивилась мама. — Такие интересные истории. Она вначале призналась, что твоя тайная дочь. Но мы с ней посчитали — по возрасту плохо бьётся. Тогда сказала, что она мать. Мать Гнезда.
У меня внутри ёкнуло.
— Мы посмеялись вместе, — продолжила мама, накладывая мне кашу. — Вот, теперь новая интересная история, в ней есть японская мафия, азартные игры… Прекрасная фантазия у ребёнка, вот только истории не по возрасту…
Я незаметно показал Наське кулак.
— У тебя такая милая пижамка, Максим, — сказала куколка противным голоском.
Позор-то какой!
Может, они ещё и детские фотоальбомы смотрели?
— Спасибо, мам, — сказал я. — Вкусная каша.
Мама села рядом с Наськой. Посмотрела на меня.
— А ты что скажешь?
— Наська — сводная сестра Дарины Мельниковой, — пояснил я. — Помнишь Ростика? Мой одноклассник. Дарина его младшая сестра.
— Не помню, — честно призналась мама.
— Ну посмотри на фотках в школьном альбоме, он высокий такой, белобрысый… был. Ростик погиб, вскоре после… — я запнулся. — Давно уже. Вчера я случайно встретил его сестру Дарину, у неё неприятности… попросила присмотреть за своей сестрёнкой.
— Запутанные семейные отношения. А что случилось? — забеспокоилась мама.