– Кто?

– Мы. Что случилось?

Кивком головы она показала на пол. Рядом с кроватью в джинсах и блузке лежала Лика Иванова. С первого взгляда трудно было сказать, жива она или нет: глаза закрыты, дыхание отсутствует, губы синие. Я пропустила вперед Дину Леонидовну. Она взяла Лику за руку, приоткрыла веко.

– Жива. Пока жива. Пульс слабый, нечеткий. Срочно вызывайте реанимационную бригаду.

– А что с ней? Сердце?

– Не знаю. Похоже на сердечную недостаточность… – Дина наклонилась ко рту Лики и понюхала.

– Чем пахнет? Миндалем? – спросила Степа, подняв с кровати крышку от коробки из-под конфет. – Миндаль в шоколаде, – прочитала она.

В коробке конфет уже не было.

– Цианистый калий? – в один голос выдохнули я и Алина.

– От цианидов умирают мгновенно, – просветила нас Носовы. Да мы об этом и без нее знали. Кто ж об этом не знает? – Вы «скорую» вызвали? – напомнила она.

– Да, уже звоню, – я бросилась к телефону, стоящему на прикроватной тумбочке, не заметила и опрокинула недопитую бутылку шампанского. – Черт! – чертыхнулась я. – Как звонить? У нас «03», а у них?

– Может, я спущусь вниз? – предложила Степа. – Объясню, что человеку плохо.

– Да-да, иди, – отпустила я Степу.

Втроем мы подняли Лику и перенесли на кровать. Открыли окно, чтобы ей легче было дышать, на ноги положили одеяло.

– Надо что-то делать с экскурсией, – вздохнула я, взглянув на часы. Из графика мы выбились на полчаса.

– А что делать? Не отменять же, – ответила мне Алина. – Пусть едут без нас. Дина Леонидовна, вы можете еще чем-то помочь Лике до приезда врачей? – Носова пожала плечами. Мне показалось, что она чуть не сказала: «Ей уже ничем нельзя помочь». Очень уж плачевно выглядела Иванова. – Тогда идите в автобус и поезжайте на экскурсию без нас. Большая просьба, не говорите, что Лике так плохо. Нам сейчас паника совершенно не к чему.

– Что же мне людям сказать?

– Скажите, что у Лики кишечное отравление, или она простыла и решила остаться в номере.

– Так и скажу – простудилась.

Дина вышла из номера, буквально через три минуты после ее ухода в номер ворвались Степа в сопровождении двух итальянцев облаченных в зеленую медицинскую форму. Разговаривать с ними было бесполезно: ни я, ни Алина, ни Степа итальянским не владеем. Как Степа смогла объяснить на рецепции, что постоялице нужна медицинская помощь, не представляю.

Лике сделали какой-то укол. Лучше ей от него не стало. Один из врачей повернулся к нам и залопотал на своем языке. Из всего сказанного я поняла лишь два слова: кома и госпиталь.

– Они хотят забрать ее, – догадалась Алина. – Пусть забирают?

– Конечно, – закивала я головой. – Надо только узнать в какую больницу ее повезут.

Я вырвала из блокнота листок и стала рисовать дом с огромным крестом на фасаде. Нарисовала рядом с дверью квадрат и протянула рисунок итальянцу, мол, впиши название, куда везешь. Итальянец оказался догадливым и вписал в квадрат адрес больницы, в которую они собирались отвезти Лику.

– О кей.

Лику вынесли на носилках. Хорошо, что к этому времени наш экскурсионный автобус уже отъехал от гостиницы. Иначе кто бы поверил, что Лика простудилась. Больных с простудой неотложка не увозит.

В номере мы остались втроем.

– Как вы нашли Лику? – спросила я. – Дверь была открыта?

– Мы подошли к номеру. На двери висел ярлычок «Не беспокоить». Что значит не беспокоить? – как будто оправдываясь, начала рассказывать Алина. – Все ее ждут, а она – «Не беспокоить». Ох, и разозлилась я. Так треснула по двери, что дверь … открылась.

– Ты выбила дверь?

– Да нет, просто «язычок» не до конца в паз вошел. У меня точно такая же дверь. Если не проверишь, можно уйти, а номер открытым оставить. Заходите, люди добрые.

– Вы и зашли, – предугадала я действия Алины и Степы.

– Зашли, – кивнула Алина. – А она… Да ты сама ее видела.

– Когда же ей плохо стало? – задумалась я. – Вечером? Ночью? Сегодня утром?

– В коме люди могут пролежать долго. Вот если бы она умерла…

– Типун тебе на язык, – перебила я Алину.

– Я только хотела сказать, что по степени окоченения можно довольно точно определить время смерти.

– Надеюсь, она очухается, – пожелала я Лике скорого выздоровления.

– Хотелось бы знать, что с ней, – задумчиво сказала Степа. – Молодая женщина, на первый взгляд здоровая. Не сердечница, точно. У людей с больным сердцем мешки под глазами, синюшная кожа вокруг рта, неестественная бледность, отдышка, – перечисляла она. – Позавчера Лика вышагивала наравне со всеми. Сколько мы протопали? В общей сложности километров десять. Если бы у нее были проблемы с сердцем, ей бы уже позавчера стало плохо.

– Значит, ее отравили? – ухватила я нить Степиных рассуждений.

– Похоже на то. Ей бы сделать анализ крови.

– Наверное, в больнице догадаются об этом. Чем могли ее отравить? – Алина взяла в руки крышку от конфет. – Конфетами? Шампанским? Кстати, не вижу бокалов.

– Они вымыты, стоят рядом с телевизором. Чистый, – я осторожно через салфетку взяла в руки бокал и посмотрела через него на свет. – Не поймешь, у нее кто-то был вчера, или она пила одна. Если был, то когда и кем вымыты бокалы? Лика лежала без сознания, а бокалы вымыл гость или гостья? Или Лика сама успела вымыть бокалы до того, как ей стало плохо? Что скажите?

– У нее могло вообще никого не быть. И пить она могла из бутылки, – заметила Алина. – В пепельнице только ее окурки.

– Не факт, что она была одна, – заспорила с Алиной Степа. – Гость или гостья могли быть некурящими или забрать окурки с собой.

– А кроме бутылки и окурков, ничто не говорит о том, был у нее кто-нибудь или нет? – я обвела глазами номер. Вещи разбросаны. Но кто знает, может Лика по жизни была неряхой. Телефон на подзарядке. – Телефон надо взять с собой, – вместе с зарядным устройством я положила телефон в свою сумку. – Если к Лике будут звонить, скажем, что с ней случилось несчастье, она заболела.

Я присела на пол, заглянула под кровать.

– Никого нет? – пошутила Алина. – В шкафу посмотри.

– Ничего и никого.

– Ничего, кроме конфет и бутылки из-под шампанского, – уточнила Алина. – Кстати, пустую коробку и бутылку с остатками шампанского надо взять с собой. На всякий случай. – Уж как-то грустно она сказала «на всякий случай». Мне от ее слов сделалось не по себе, возникло такое ощущение, будто Ивановой уже нет в живых. – Возможно, это и есть улики, – добавила она, передавая полиэтиленовый пакет с бутылкой и коробкой испод конфет Степе, которая все еще находилась под впечатлением случившегося.