Конечно, море отодвинуло мысли о велосипеде на второй план. Но не о свободе.

Вечерами, смотря на звезды с балкона, Галка особо остро ощущала желание расправить крылья и лететь туда – во Вселенную, где нет конца. Но вместо шелеста крыльев девочка слышала крик бабушки, которая звала спать. Хоть время было детское, но на это резонно отвечали, что Галка пока что и есть ребёнок.

Для себя Галка тем летом сделала простой вывод: свобода доступна взрослым. Им и только им. С этого момента у девочки появилась мечта – поскорее вырасти.

В целом восьмой и девятый годы жизни Галины Бураковой прошли скучно. Школа, уроки, прогулки под надзором и ожидание взросления. Проявлялась настоящая Галка только в мечтах, где она жила на необитаемом острове – ей явно надоело любое общество. Ведь окружающие предлагали только ограничения и категорическое неприятие её настоящей.

В этот период случилось страшное – то, что потом ещё долго не давало покоя Галке. Она стала считать себя плохой. Потому что, когда девочка делала то, что ей нравилось, её ругали. А когда она делала то, что доставляло удовольствие взрослым, ей было скучно и тоскливо, хотя и приносило множество бонусов. Во-первых, похвалу. Во-вторых, разные плюшки типа вещей. В-третьих, ощущение, что её любят.

В результате Галка старалась быть хорошей и тухла от тоски в этой хорошести. Но никто мучений девочки не замечал. Её же делали человеком!

Что-либо в жизни Галки поменялось лишь в пятом классе, да и то ненадолго. Ей было девять с половиной лет, и она считала, что уж в средней-то школе стала достаточно большой, чтобы гулять без присмотра мамы или бабушки. Но взрослые, конечно, так не думали. Поэтому долгожданные перемены принесло не мнение Галки, которое по прежнему никто не спрашивал.

Дело было совершенно в другом. Личная жизнь Зинки претерпела изменения. У неё появился мужчина! Дело быстро пришло ко второму браку, и у Галки появился отчим.

Сначала девочка не обрадовалась. Владимира Петровича требовалось звать дядей Вовой и быть вежливой. Теперь к списку ограничений добавилась беготня в трусах по квартире. А от дяди часто пахло маминым ликёром, и он интересовался дневником. «Ещё один воспитатель», – цинично подумала Галка. И… ошиблась.

Двойки дядю Вову забавляли. Он смеялся над очередной и рассказывал ещё одну историю о своих школьных беспокойных временах.

– Для меня-то школьное время было хорошим. Весёлым, главное. А родители с бабушками и дедушками беспокоились. Считали, что человеком не стану! А ничего – стал.

Галка резонно отвечала:

– Когда ж веселиться, если уроки надо учить?

Дядя Вова хитро щурился, что, дескать, уроки только дурачки учат, а он никогда таковым не являлся.

Подрывная деятельность беспокойного ума Галки началась. Но мать, будучи без ума от дяди Вовы, не замечала его воздействия на дочь.

Дочь же, благодаря дяде Вове, стали отпускать гулять одну. И это растопило лёд в отношении нового мужа матери – девочка приняла дядю Вову и уже носила дневник к нему и его просила прийти в школу, когда очередной план по использованию «дурачков», учащих уроки, терпел крах. Навыки по воплощению гениальных планов Галка за несколько лет-то подрастеряла. Или учителя в школе были умнее детсадовских воспитательниц.

Так в квартире Зины образовалась революционная ячейка, которую она однажды заметила.

Дело было аккурат накануне дня рождения дочки. Десятилетие в глазах дяди Вовы должно было стать чем-то особенным – сходить куда-то с друзьями, получить в качестве подарка деньги, не звать бабушек (здесь у Владимира Петровича интерес был корыстным – они с бабой Алей на дух не переносили друг друга)… И много еще чего можно было придумать, если бы Зина не считала иначе.

Ей-то как раз хотелось видеть и бывшую свекровь, и бывшего мужа – ведь только так она могла похвастаться перед ними Вовочкой. Но надежда на «утереть нос родственникам Гали» таяла, как дым, под напором самой именинницы и мужа. Муженёк оказался хорош – вместо того, чтобы поддерживать любимую жену, отстаивал права несносной девчонки. Зина это отметила и собралась с подобными бунтами разобраться, как можно скорее – возможность у мужа другого мнения в её квартире она не принимала.

Консенсус в этот раз был достигнут быстро. После школы Галя пойдёт гулять с друзьями, а в субботу соберутся родственники.

Но! Альянсу девочки с отчимом был положен конец.

Зинка после дня рождения ненаглядной дочурки, которая оказалась нахальной и неблагодарной, всерьёз взялась за воспитание муженька. Посчитав, что её телеса вкупе с окороками и ликёром являются чем-то незаменимым, Зинаида Петровна планомерно, но упорно забирала власть в свои руки. Дневник перекочевал к матери, как и деньги Владимира Петровича под девизом: «Собираем на Жигуля – любимый, для тебя!» Это вызвало недовольство дяди Володи, который и пиво любил после работы, и более крепкие и дешёвые напитки жаловал.

Отпрашиваться теперь приходилось у Зинки. Обоим. И она не всегда отпускала, ссылаясь на множество дел, в число которых вошёл огород от кооператива. В результате Галина и Вова были заперты на грядках с оводами и комарами. Но главный распорядитель их жизней считала, что это на пользу всем – свежий воздух, витамины и всё такое. Весна и лето прошли в сорняках и освоении нелёгкой огородной науки под громогласное командование Зинки.

С лагерями и морем в это лето случился облом – непредсказуемые были времена. И Галке, пошедшей в шестой класс, пришлось помалкивать, когда одноклассники делились летними впечатлениями. Ненависть к огороду внутри крепла.

Первым бунт устроил Владимир Петрович, когда ограничили и его любимый ликёр – котировки на работе у Зинаиды падали. И вместо того, чтобы помогать любимой жене восстанавливать законные права, он ушёл к маме. Видимо, любил он ликёр, а не Зину.

Но ушёл дядя Володя не так быстро. Сначала квартиру Зины сотрясли многочисленные скандалы, а дабы чувствовать свободу в поливании мужа грязью, Зина сама начала отпускать дочку гулять без присмотра. Силы матери теперь уходили на войну – на контроль Галки их не оставалось.

Такая непостоянная свобода вновь дразнила девочку. И она опять не знала, что с ней делать. В школе её уже записали в кампанию пай ребятишек, а против общественного мнения не попрёшь. Оставался единственный способ – совершить что-нибудь эдакое.

Список «крутых» вещей в шестом классе был ограничен: попробовать пиво – Галке не хотелось, изменения поведения отчима под градусом девочке не нравилось, от запаха алкоголя воротило; начать курить – тоже нет, на сигареты требовались деньги, а в отношении них Зина контроль не отпустила; гулять с мальчиками – но мальчики внушали Галке отвращение, они плоско шутили, смеялись над чем попало и старались самоутвердиться за счёт девчонок.

А Галке хотелось свободы, как у пиратов или разбойников, на худой конец странствующих рыцарей или Робинзона Крузо и дружбы такой, чтоб за друга можно было руку отдать или ногу. Поэтому с девочками у неё дружить не получалось – они в этом возрасте были хихикающими над какой-то фигнёй, сегодня дружащими, завтра – строящими козни против вчерашней подруги. Но дружить было надо – не одной же по школе ходить?! Для этих целей Галка выбрала Людочку, которая была тихой, но себе на уме. У неё можно было списать, поэтому одноклассники её уважали и не дразнили. Галка носила ей заморские ручки с блокнотиками, а иногда жвачку. Людочка растаяла и подружилась. Теперь Галка была не одна. Это дало несколько плюсов. Во-первых, её перестали дразнить – руку за подругу Людочка бы точно не отдала, а в списывании могла отказать. Одноклассники этого боялись и Галку трогать перестали. Во-вторых, оценки Галины поползли вверх, потому что к Людочкиным домашним заданиям у подруги был прямой доступ. Галка никогда не списывала в школе – она просто звонила Людочке накануне или приходила к ней невзначай, как правило, с заныканной конфетой.