Принимаю душ быстро, стараясь игнорировать клокочущее предвкушение на тему: я и Глеб в одной постели…

Дурочка, у него серьезная рана!

Однако саму себя не обмануть и успокоить мысли, устремившиеся в порочном направлении, не так-то просто.

Возвращаюсь в полной темноте.

Однако вижу мерцающий взгляд мужчины, направленный в мою сторону.

— На тебе крошечные трусики и майка. Ты уверена, что хочешь только спать?

— Я выключила свет. Ты не должен был ничего заметить!

— Твои соски торчат, как пули. Это заметит и слепой, а я не слепой…

Замираю возле кровати. Старательно обхожу ее, занимая место с той стороны, где у Глеба нет раны.

— Тебе нужно поспать, чтобы набраться сил. Кто знает, сколько дуралеев отправит за тобой отец и рассерженная женушка! — говорю с ядом в голосе.

— Если ты на кое-что намекнуть хочешь и не можешь, то я помогу. Я не трахался с рыжей ведьмой.

— Ты активный и здоровый мужик. Я ни за что не поверю, что ты завязал свой член в узел после нашего расставания.

— Вообще-то так и есть. В узел. Морской узел.

— Оу… Большой и толстый узел был, наверное.

— Проверь, — предлагает Глеб.

— Еще чего. Спи, — прошу, зевнув.

Оказывается, я тоже устала…

Смертельно устала засыпать одна.

Едва моя голова находит горячее, крепкое мужское плечо, я засыпаю мгновенно.

* * *

Посреди ночи просыпаюсь от жара, охватившего тело целиком. Но концентрация порока между ног зашкаливает, и мужские губы, жадно целующие шею, спускаются с поцелуями ниже, обостряют дикую жажду.

— Бекетов! Прекрати немедленно! — требую с глубокими стоном.

— Прекратить?!

Объятия становятся лишь крепче. Левую руку Бекетов подсовывает под мое тело, ухватившись за попу, а правой просто рвет мою майку на клочки и обхватывает тугой сосок пальцами.

Жадно и грубовато скользит по нему пальцами, заставляя извиваться от голода.

— Ты залезла на меня ночью!

— Не могло быть такого! — царапнув ногтями по его груди, веду ладонями по стальным, раскаленным мышцам, прячущимся под рубашкой.

— Ты закинула на меня свои руки и ноги, облизала всю шею и начала тереться, кончая во сне… — перечисляет Глеб, ни на миг не выпуская из плена.

— Ты все врешь!

— Да ну? И кто схватил мою ногу в капкан? Трешься об нее, как кошка голодная, трусики насквозь мокрые.

Ужасно стыдно.

Вот позорище!

Хуже и не придумаешь!

В последнее время я частенько просыпалась ночью от того, что меня потряхивало и снились безобразно горячие, пошлые сны с участием Глеба в формате порно. Чего я там только не вытворяла, просыпаясь с мокрыми трусиками, вспотевшая, как будто пробежала марафон!

Дурацкий организм… Все решает за меня.

А мозг, почему он не остановил это безобразие и словно вообще отправился в отпуск?!

Я крепко сжимаю бедрами ногу Глеба, всем телом к нему притиснута. Неужели я терлась об него?!

— Извини, — говорю пересохшим голосом.

Ладонь съезжает ниже, там, где под рубашкой чувствуется плотная повязка, наложенная Глебом.

— Больше не повторится.

Пытаюсь разжать ноги, сведенные судорогой дрожи. Глеб немного лениво перекатывает мой сосок.

— Извиняешься?

— Да.

— Вообще-то твоя рука мне прям по повязке шлепнула.

— Неужели больно?

— Сама как думаешь? — приближается к губам. — Просишь извинений? Тогда кончи для меня.

Начинаю задыхаться, пытаясь игнорировать множественные «да-да-да», бурлящие внутри!

— Я не хочу. То есть, наверное, мне просто приснилось что-то. Необязательно ты… — лепечу всякий вздор.

— Накажу.

Хватка на попе становится крепче. Бекетов сам увеличивает расстояние между нами.

На миг испытываю разочарование.

Как мне сложно держать себя в руках рядом с ним!

Хочется и отдаться, и остаться в стороне, чтобы подразнить, наказать его.

Но в планы Бекетова входит кое-что другое…

Марианна

Может быть, сейчас Бекетов просто отодвинет меня в сторону, повернется ко мне спиной и захрапит во сне.

Однако вместо этого он сдергивает с меня трусики, спуская их до самых колен, и немного приподнимает меня, алчно накрыв тугой сосок ртом.

Простреливает насквозь.

Я дергаюсь в его сильных руках, когда язык умело начинает катать тугую горошину в горячем рту. Обводит раз за разом, отточенными, умелыми жестами бьет по чувствительной части. Посасывает ритмично.

Переключается на второй сосок, дерзко лаская.

Сумасшествие быстро занимает место благоразумия.

— Еще! — требую, выгнувшись дугой, сама подставляю грудь под его рот. — Еще хочу!

— Будет! — обещает Бекетов с хриплым смехом.

Он снова целует грудь, заигрывая с сосками. Правой рукой быстро находит дорожку между стиснутых бедер, разводя их в стороны, и быстро толкается внутрь мокрого лона двумя пальцами.

Искры рассыпаются перед глазами.

— Ненавижу-у-у-у-у… — всхлипываю. — Ненавижу, когда ты так делаешь?

— Так? — водит длинными пальцами вокруг увлажненного входа. — Или так?

Жестко и быстро начинает долбить меня двумя пальцами, вызывая неконтролируемый жар и нарастание мощной волны удовольствия.

— Всё вместе! Ненавижу тебя, гад!

— А по реакции не скажешь…

Нарочно медленно скользит языком между грудей и так же медленно двигает пальцами в глубине. Я сама начинаю извиваться, насаживаясь на его ладонь.

Запускаю пальцы в ткань рубашки.

— Остановиться? — спрашивает.

— Да! — кричу вслух. — Остановись…

Бекетов медленно разжимает объятия. Еще не прекращает меня держать и властно трогать всюду, а мне уже холодно

С ним невозможно жарко, а без него — ужасно холодно.

В наших отношениях нет полутонов.

Мы словно находимся в бесконечном падении, когда вместе.

Порознь — подобно смерти.

— Значит, остановиться? — уточняет.

— Да.

— Как скажешь, — говорит безразлично. — Желание дамы — закон.