Как Дуська, бедная, одна такой воз везет? Как справляется? Правда, она соседку удачно приспособила. Вернее, они взаимно приспособились. Та тоже одинокая, и мальчик у нее ровесник Илюхе. В песочнице познакомились. С тех пор друг другу детей и подкидывают, когда припрет. И бабуська еще какая-то в доме есть на подхвате. Подрабатывает к пенсии, с Ильей иногда сидит за крайне умеренную плату.

Придется и мне в нашем доме пошустрить. Хорошо еще, со многими за период гаражной борьбы перезнакомилась. Надо срочно закреплять связи. Наверняка найдется хоть пара приличных людей, у которых подобные проблемы. Маму мою в этом смысле эксплуатировать можно только в выходные. Она тоже работает.

Ох, сколько сразу проблем, а ведь и без них все из рук валится.

Мои вздохи разбудили Дуську.

— Опять глаза на мокром месте?

— На сухом, — успокоила я. — Просто о жизни думаю. Как мне теперь с Тошкой устраиваться.

— Привыкнешь. Ты не единственная такая. В Москве одиноких баб с детьми навалом.

Я сумрачно хмыкнула:

— И никаких для этого условий.

— Устроишься. Я помогу, да и мама твоя тебе не враг.

— Я ей пока не скажу.

— И не надо. Зачем зря травмировать пожилого человека. Тем более у вас, может, все еще наладится.

— Считаешь, это реально?

— Считаю. Если, конечно, постараешься.

Вскоре я уже начала свой трудовой день. Скорректировала список продуктов с поправкой на то, что Миши не будет. Не в моем теперешнем положении лишние деньги тратить.

Перед вторым заходом в супермаркет зашла на стоянку. Так и есть: Мишиной машины не было. Загрузила холодильник. Прошлась пылесосом по квартире. Пусть меня бросили, но это не повод распускаться.

Пропылесосила все вплоть до стен и занавесок. Миша вчера точно не возвращался: его вещи лежали на прежних местах. Позвонить ему и условиться о встрече. Пожалуй. Лучше сделаю это, пока нет Тошки.

Набрала его номер. Миша подошел. Голос хмурый и отчужденный.

— Что там у тебя?

— А как ты сам думаешь?

— Знаешь, я о тебе не думаю.

— Совсем? — ненароком вырвалось у меня.

— Совсем, — буднично отозвался он, словно речь шла о скучной рабочей проблеме.

Но я уже не смогла остановиться:

— Миша, ты все-таки мне объясни, почему ушел? Что я тебе сделала?

— Так, — сухо отчеканил он. — Если ты по какому-то делу, готов тебя внимательно выслушать, а если собираешься катать истерику, до свидания.

— Я не катаю истерику. — Теперь я тоже старалась говорить сухо и спокойно, но голос предательски дрожал. — Просто, тебе не кажется, что в данной ситуации ты виноват, и у меня есть повод для истерики, потому что я ничего не понимаю.

— Не понимаешь? Чего тут не понимать. Предельно просто: мне стало с тобой плохо, и я ушел.

— Тебе еще вчера утром было со мной хорошо.

— Это уж позволь мне судить.

Я вскипела:

— То есть это такой был с твоей стороны прощальный подарок?

— Твой тон мне не нравится.

— А мне — твое поведение! — Ой, не следовало кричать, но я ведь не железная!

Эмоции брали верх.

— Вот и договорились, — с явным облегчением изрек он. — Я тебе больше не нравлюсь, ты мне больше не нравишься, следовательно, обоим лучше строить жизнь порознь.

— Не переиначивай мои слова! Прекрасно понимаешь, что я имела в виду!

— Катя, извини, у меня очень мало времени. Если у тебя есть ко мне дело…

— Есть! — перебила я. — Надо встретиться и поговорить. Не забывай: у нас пока еще есть некоторые общие дела! К примеру, такая мелочь, как сын.

— С ним что-то случилось? — в его голосе, наконец, послышалась тревога.

Меня подмывало ответить утвердительно, однако в этом смысле я суеверна, и спекулировать Тошкиным благополучием не могла.

— Нет, он в порядке. Но мне с тобой надо многое обсудить, и не по телефону.

Он устало вздохнул.

— Ну, если тебе так уж надо. Я вообще-то хотел немного отложить. А, ладно. Но к тебе домой не поеду. — Ко мне домой! Он уже не считает нашу квартиру своим домом! — Мы же договорились: для Тошки я в командировке. Пересечемся в обеденный перерыв на нейтральной территории.

Наша с Дуськой стратегия рушилась на глазах. Мы-то как раз планировали Мишин визит в родные стены. Что ж, придется на ходу перестраиваться.

Я пустилась на хитрость:

— Ну, неделю-то время терпит. И на ходу не хочется. Ты же знаешь: в нашей конторе не приветствуется, когда надолго обедать уходишь. Предлагаю в следующее воскресенье. Тошку я опять маме отдам, а ты заедешь. Заодно и вещи возьмешь.

Довольно длинная пауза.

— Ладно, — наконец сдался он. — Ближе к делу договоримся. Я тебе позвоню. Это все или еще какие-нибудь вопросы?

Ну и лексикончик! Можно подумать, я не его жена, а его секретарша! Не стану с ним продолжать разговор! Главное, своего я добилась. Хочет он или не хочет, придется ему встретиться на моих условиях и на моей территории.

— Пока, — бросила я и первая отключилась.

Хоть завершить разговор сумела с достоинством! Правда, почти сразу же на глаза навернулись слезы. Сознательно он, что ли, меня унижает? А может, действительно? Надеется, что я его в результате возненавижу и перестану претендовать на любовь. Вот он с полным правом и начнет говорить: «Мы разлюбили друг друга».

Нет, но с чего же все-таки началось? Мне было необходимо это понять, и я вновь принялась раскручивать в памяти наше прошлое. Случился ли у нас хоть один серьезный конфликт? После долгих размышлений припомнился и впрямь лишь один. Когда я не захотела Тошку записывать на Мишину фамилию. Еле уговорила, чтобы сын стал Кавериным, как я, а не Сивоконем, как Миша. Моя фамилия все же благозвучнее. Стоило мне представить, кем и чем станут дразнить сына в детском саду и в школе, делалось дурно.

Миша, правда, утверждал, что его никто не дразнил. Прозвища были — Сивый и Конь, но он в них не усматривал ничего обидного. С трудом на своем настояла. Миша смирился. Подулся, конечно, чуть-чуть, однако потом это быстро забылось. И в дальнейшем по сему по воду никаких вопросов не возникало.

Если нам с Тошкой суждено остаться вдвоем, даже хорошо, что у нас одинаковые фамилии. Удобно. Нет, я не имею права так думать. Я обязательно верну мужа. И Дуська говорит: «Нужно мыслить позитивно, не допускать даже малейшей возможности поражения, тогда обязательно победишь»… О Боже! Пора ехать за Тошкой!

Я тщательно привела себя в порядок и, встав перед зеркалом, морально подготовилась к встрече с мамой. Отрепетировала речь, мимику и жесты. Мама у меня строгая и наблюдательная; и я, подобно саперу, не имела права на ошибку. Ни единый мускул на моем лице не должен выдать тайну Мишиного ухода!