Но на крейсерах их класса не было предусмотрено штурмовой поддержки.

Прошло несколько часов, охотники продолжали яростно и неожиданно атаковать, их жертвами стали восемнадцать транспортов, два эсминца и один крейсер. Адамс заставлял корабли носиться вдоль конвоя, стараясь отражать атаки, но численное преимущество и внезапность врага делали свое дело. Конвой таял на глазах, но все же они смогли уничтожить еще четырех охотников.

Кассиопейская эскадра так и шла параллельным курсом. Все знали о ней, и это действовало угнетающе на моральную составляющую людей. Все понимали, что в любой момент линкоры врага могут приблизится и просто сжечь конвой, но те молчали, и это еще более жутко сказывалось на настроении землян. Некоторые даже думали, уж скорее бы все закончилось. Люди видели, как враг без жалости расстреливает корабли конвоя, прекрасно зная, что на бортах беженцы и раненые, неспособные причинить никому вреда. Но помимо страха и смирения с участью погибнуть, в экипажах росла ненависть к врагу, желание перед смертью хоть как-нибудь попытаться остановить врага! И поэтому эсминцы охранения с яростью бросались на охотников, крейсеры стояли не шелохнувшись, при атаках прикрывая собой транспорты от ракет врага. Казалось, надежды нет, корабли в открытом эфире запрашивали помощь, давая опознавательные координаты, на многих кораблях мигали прожекторы азбукой Морзе, в надежде, что вдруг кто-то из земных эскадр окажется поблизости.

Адамс вновь разглядывал 3D-карту, отыскивая охотников. Точки то менялись, то исчезали, охотники постоянно ныряли, включая антирадарные системы, и лишь на пусковом курсе сонары могли обнаруживать их и, основываясь лишь на интуиции и показаниях действительно допотопных звуковых радаров, пытались определить курс врага. Вдруг на экране карты заморгало несколько новых точек, сначала пять, потом еще пять, и через несколько секунд он насчитал сорок две цели. Что это? Наверное, еще одно соединение Кассиопеи, которое прибыло, чтобы добить их.

— Радарная, доклад по новым целям!

— Радарная мостику, определяю!

И тут, в динамиках, раздался голос, он говорил без акцента:

— «Индионаполис», говорит контр-адмирал Люциус, командующий пятым соединением. Видим вас на радарах, идем на перехват, высылаем для отражения охотников штурмовики! По возможности, поддержите огнем, мы отвлечем эскадру!

Секунду рубка молчала и одновременно сразу несколько офицеров закричало громкое УРА!!!

Адамс устало опустился в кресло и нажал кнопку разговора рации:

— Люциус, я безумно рад вас слышать! Мы уже смирились с участью погибнуть, потеряв всякую надежду!

— Надежда — глупое чувство! — ответил контр-адмирал, — но надеяться надо всегда!

В радары «Индионаполиса» было видно, как кассиопейская эскадра, обнаружив соединение землян, пыталась уйти от атаки, но безуспешно, и точки, обозначающие вражеские корабли, стремительно таяли. Перед иллюминаторами командирской рубки «Индионаполиса» пронеслось несколько эскадрилий штурмовиков. Старые добрые СУшки знали свое дело, они виртуозно окружали охотников, не давая им места для маневра, и теперь стая охотившихся шакалов сама превратилась в дичь и пыталась скрыться от противника, но штурмовики не давали им шанса, перекрывая пути отхода. Лишь паре охотников удалось уйти.

Адамс снова нажал кнопку канала общей связи, уверенный, что оставшиеся охотники слышат его.

— Ну как ощутить себя дичью, сволочи? Вы не уйдете от расплаты! — передал он в эфир.

В ответ тот же голос с акцентом сказал:

— Будь вы прокляты, земляне!

Адамс ответил:

— Вы — выродки, небеса вас покарают!

В ответ послышалось шипение радиоволн. А в космосе вспыхнула еще одна яркая вспышка взрыва…

— Я не могу больше это делать!!! Хотите, разжалуйте в матросы, хотите под трибунал, но у меня нет больше сил смотреть людям в глаза!!!

В кабинете начальника военного комиссариата Космического Патруля, майора Де Жюля, стоял старший лейтенант Ларин. Это был боевой офицер, в прошлом командир артиллерийской батареи на линкоре «Парижская Коммуна». При боях под Сатурном он был серьезно ранен, и после лечения врачи смогли оставить его лишь на штабной службе.

— Старлей, мы должны это делать, это наша работа! Не мы хотим этого, война диктует свои законы! Думаешь, я не понимаю, что ты чувствуешь, когда каждый раз отправляешься выполнять приказ? Но кто-то должен делать и эту работу! Это — твой фронт, который ты должен удержать любой ценой, я все понимаю, но выбора нет!

— Лучше уж на самый старый немощный звездолет и на фронт, в самое пекло! На солнечную линию обороны, в сопровождение конвоев! Там все понятно, если убит, то убит, если убил, то убил, и нет таких мук! Я не сплю ночами! У меня лица, голоса людей в голове, я реально схожу с ума, таблетки, которые выписал психиатр, не помогают!

Де Жюль молча достал из ящика бутылку коньяка и две стопки, разлил и подвинул одну старшему лейтенанту.

— Давай, сынок, помянем тех, кто не вернулся. Я все понимаю, думаешь мне очень приятно этим заниматься? Но кто, если не мы? Такая служба у нас! Давай помянем, и выдвигайся, шаттл ждет уже!

Они выпили, не чокаясь. Коньяк был хорош, во рту чувствовались благородные нотки. Ларин все понимал, но душевные стенания рвали его изнутри, он всю жизнь выполнял приказы, касающиеся физических действий, стараясь максимально думать о поставленных боевых задачах, никогда не думая о душевных тягостях. А здесь все было наоборот! Здесь он сполна узнал, что такое смерть, что такое чувство потери, и это жгло его изнутри. Проклятое ранение! Уж лучше бы тогда его убило, чем проходить все это!

— Старлей! — отвлек его от мыслей голос Де Жюля. Ларин поднял глаза.

— Скоро на станцию зайдет первое соединение, я знаком с Власом Дементьевым, воевали когда-то. Не обещаю, но попробую поговорить с ним о переводе тебя на звездолет.

В глазах Ларина мелькнул огонек, они на секунду вспыхнули, и в них отразились звезды.

— Спасибо! — он отдал честь и вышел.

Де Жюль налил себе еще одну стопку, выпил и выдохнул. Он прекрасно понимал, он чувствовал все переживания своих подчиненных, делавших отнюдь нелегкую работу, которая по отдаче сил была сопоставима с любым жестоким боем. Но он был на службе, он принял присягу, и должен выполнять все приказы. Он и выполнял.

Ларин быстро шёл по коридору, держа в руках папку, в ней находились письма, которые надо было лично отдать в руки, или хотя бы опустить непосредственно в почтовые ящики адресатов. Он посмотрел листок адресов, куда его сегодня направили, это была Самара. Он мало что знал об этом городе, знал только, что он находится на Волге. Сам он родом был из Дальнего востока. Там, после школы, поступил в филиал Академии Космического Патруля на факультет артиллерии. Через два года учебы был переведен в Лунное отделение Академии, а после окончании назначен на линкор «Парижская коммуна», приписанный к дальней станции космического патруля, которая называлась «Z» и находилась на самом отдаленном участке границы Солнечной системы.