Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но…
Я не представляю, что тут можно сказать. Знаю только одно: нехочу, чтобы Деймен приходил ко мне домой. Ни сегодня вечером, ни вообщеникогда.
— Я загляну после восьми, — говорит Хейвен. —У меня собрание закончится в семь, как раз успею забежать домой и переодеться.И кстати, чур в джакузи я сижу рядом с Дейменом!
— Ты что? — возмущается Майлз. — Не выйдет! Яне допущу!
Хейвен убегает к себе в класс и, не оборачиваясь, машет намрукой.
Я спрашиваю Майлза:
— Какое у нее сегодня собрание?
Он улыбается, открывая дверь классной комнаты.
— По пятницам у нее группа борющихся с лишним весом.
* * *
Хейвен — настоящая маньячка анонимных групп. За то короткоевремя, что мы с ней знакомы, она прошла курсы по борьбе с алкоголизмом,наркоманией, патологической зависимостью от партнера, склонностью к долгам, казартным играм, зависимостью от компьютера, курением, социальными фобиями,неспособностью выбрасывать старые вещи и пристрастием к вульгарности. А вот слишним весом, насколько мне известно, раньше она не боролась. Сегодня, видно,первое занятие. С другой стороны, уж кому-кому, а Хейвен, с ее невеликимросточком и фигуркой балерины из музыкальной шкатулки, переедание явно негрозит. Впрочем, как и алкоголизм, долги, азартные игры и далее по списку. Насамом деле проблема у нее одна: ее напрочь игнорируют занятые исключительнособой родители, оттого она и ищет любовь и одобрение всюду, где только можно.
То же самое и с готикой — не то чтобы Хейвен так уж ейувлекалась. Видно же — она и ходит вприпрыжку, а не крадучись, и в комнатеразвешены постеры «Джой Дивижн», и обои нежно-розовые — остались от предыдущегоэтапа, балетного, а до него, в свою очередь, был период увлечения каталогамиодежды фирмы «Джей Крю».
Просто Хейвен совсем недавно поняла, что среди массыблондинок в нарядах от «Джуси» проще всего выделиться, если одеться ПринцессойТьмы.
Только вышло все не так, как она надеялась: мама Хейвенувидела свою дочь в новом облике, вздохнула, схватила ключи и умчалась назанятие по пилатесу. А папа у нее вообще подолгу дома не бывает, он просто ничегоне заметил. Остин, младший брат, перепугался поначалу, но быстро привык.Одноклассники — те вообще не обращают на нее внимания, они еще с прошлогоднихсъемок сериала МТВ привыкли к невероятным выходкам.
А я-то знаю, что за всеми этими черепами, шипами и загробныммакияжем — просто девчонка, которой ужасно хочется, чтобы ее заметили,услышали, чтобы ее любили. Хочется всего того, чего не досталось ей впредыдущих воплощениях. И если для этого нужно встать перед полной комнатойнарода и рассказать душераздирающую историю своей борьбы с очередным ужаснымпристрастием, то кто я такая, чтобы ее судить?
В прошлой жизни я не общалась с такими, как Майлз и Хейвен.Мне не было дела до людей с проблемами, разных чудаков, которых все травят ипинают. Я была в элите. Мы все были красивыми, талантливыми, остроумными,богатыми и популярными. Я ходила на школьные дискотеки, дружила с девочкойРейчел, тоже, как и я, из команды болельщиц, и даже был у меня парень, Брендон,и был он шестым мальчиком, с которым я поцеловалась (первого звали Лукас, нотогда я это сделала на спор, в шестом классе, а о тех, что в промежутке, вообщене стоит вспоминать). Я, правда, никогда не травила и не обижала ребят не изнашей компании — я просто их не замечала. У меня с ними не было ничего общего.Я смотрела сквозь них, как будто они невидимые.
А теперь я и сама невидимка. Я это поняла в тот день, когдаРейчел с Брендоном навестили меня в больнице. Внешне они были такимиприветливыми, сочувствовали мне и поддерживали, а в мыслях читалось совсемдругое. Их пугали пластиковые капельницы, иголки, воткнутые в вену, мои синякии порезы, руки и нога в гипсе. Они прятали глаза, лишь бы не смотреть набагровый рваный шрам у меня на лбу. Им, конечно, было меня жаль, но большевсего хотелось удрать из палаты как можно дальше.
Их ауры клубились, сливаясь в одно тускло-коричневое пятно,и я вдруг поняла, что они все больше отдаляются от меня и все сильнеесближаются друг с другом.
Поэтому в первый же день в новой школе я не стала тратитьвремя на ритуальные пляски с компанией Стейши и Хонор, а сразу подошла к Майлзуи Хейвен. Эти отщепенцы приняли мою дружбу без вопросов. Наверное, со сторонымы смотримся странно, а на самом деле я просто не знаю, что бы я без нихделала. Наша дружба — чуть ли не единственное хорошее, что есть в моей жизни. Сними я чувствую себя почти нормальной.
Именно поэтому мне надо держаться подальше от Деймена. Егоприкосновение, от которого по коже бегут электрические разряды, и егоспособность заставить весь мир умолкнуть при одном только звуке его голоса —страшный соблазн, которому не следует поддаваться.
Я не хочу поставить под угрозу свою дружбу с Хейвен.
Нe могу позволить себе сблизиться с Дейменом — это слишкомрискованно.
Хотя у нас с Дейменом два предмета общие, мы сидим рядомтолько на английском. Так что он подходит ко мне после урока рисования, когда яуже убрала в кладовку рисовальные принадлежности и собираюсь домой.
Он придерживает передо мной дверь, а я иду мимо, взгляд вземлю, и тщетно ломаю голову — как бы отменить приглашение.
Деймен идет рядом, приноравливаясь к моему шагу.
— Твои друзья приглашали зайти сегодня к тебе в гости,но я не смогу.
— О! — говорю я, растерявшись, и тут же мнестановится совестно от того, что в моем голосе прозвучала такая неприкрытаярадость. — Что, никак не получится?
Я пытаюсь смягчить свою реакцию, сделать вид, будто мне всамом деле хотелось, чтобы он пришел — хотя, по правде говоря, уже поздно.
Его глаза насмешливо блестят.
— Нет, никак не получится. До понедельника!
Деймен прибавляет шаг, направляясь к своей машине, котораястоит в запрещенной для парковки зоне, и — странное дело — мотор у нее ужеурчит.
А я подхожу к своей миате. Майлз ждет меня, скрестив руки нагруди и сощурив глаза — фирменный знак дурного настроения.
— А ну, говори быстро, что сейчас произошло? Выгляделосовсем нехорошо, — заявляет Майлз, ныряя на пассажирское сиденье.
Я открываю дверцу со своей стороны и пожимаю плечами.
— Он не придет. Сказал, что не сможет.
Глядя через плечо, включаю задний ход.
— А что ты ему такое сказала, что он решил неприходить? — сурово спрашивает Майлз.
— Ничего я ему не говорила.
Майлз хмурится сильнее.
— Серьезно, я не виновата, что у тебя испорчен вечер.