— Извините, нет.

— Ты понимаешь, от чего ты отказалась? — язвительно-спокойным тоном спросил Дерек.

Никогда не теряющаяся Трой лишь произнесла:

— Мне очень жаль. Может быть, вы еще передумаете? — и тут же принялась говорить о чем-то другом.

Ангус почти сразу же откланялся. Его рукопожатие было небрежным. Заметил ли он вообще великую сцену отречения? Зато Дерек заметил. Уголки рта опустились, и резче стали морщинки между бровей. Он был мрачен, как грозовая туча.

Для Мэгги самое худшее только начиналось. Она ответила просто:

— Да. Я ничего не могла с этим поделать. — Он промолчал, и Мэгги продолжала: — Дерек, я правда хочу вернуться. Я хочу жить в Шотландии. Я хочу привезти Келли на родину. Но не так. Это было бы неправильно.

Он жестко взглянул на нее:

— Неправильно?

— Да. Сначала я не понимала. Я думала, что у Трой безвыходное положение. Но это не так. Она может уговорить Мака — так его зовут? — остаться. Он согласится, ведь теперь Роберта Макаллана нет в живых. Она почти так и сказала. И этого хочет Ангус Макаллан. Пусть все остается как было.

— Ангус Макаллан? — Дерек взглянул на нее. — Он уже с тобой побеседовал?

— Я уже говорила. Утром, когда я встретила его, он сказал, что это мужская работа.

— И ты отступилась?

— Не тогда. Тогда я решила согласиться назло ему. Но потом я поняла, насколько это было бы неверным. Он бы возмущался, мне пришлось бы обороняться, и ситуация была бы невыносимой.

— В жизни не слышал такой ерунды собачьей, — сухо сказал Дерек. — Да пусть возмущается сколько угодно. Права-то ты.

— Я так не думаю. Если бы я была единственным вариантом, тогда — да. Но это не так. Можно все уладить, не причиняя никому неприятностей. В жизни их и так много. Так что не следует создавать дополнительных, какими бы незначительными они нам ни казались.

— И ты смиренно сходишь со сцены, так?

— Ты не понимаешь… — безнадежно сказала она.

— Мне действительно сложно это понять.

— Ах, Дерек, — в ее голосе появилось раскаяние, — мне самой это так неприятно. Ты столько для меня сделал.

— Пустяки. — Он сказал это нарочито-безразличным тоном, но было понятно, что он глубоко задет. — В конце концов, это твое дело.

— Просто я чувствую себя… — она подбирала слово, — подставленной. Я окажусь там, где мне не следует быть, где меня не хотят видеть. Я буду под его наблюдением и все время настороже. Все равно, что жить бок о бок со шпиком.

— Ты несешь такую чушь, — ровно произнес он. — И сама это знаешь.

Остаток пути прошел в молчании. Она думала, что он не выйдет из машины проводить ее. Но он вышел, взял ключи у портье и поднялся с ней. Однако о примирении не было и речи.

— Мне, наверное, лучше уехать завтра домой, — неловко произнесла она.

— Пожалуй, — небрежно откликнулся Дерек. — Нет смысла договариваться о встрече, все равно я весь день завтра занят.

— Дура я?

— Угадала, — откликнулся Дерек. — Все было устроено специально для тебя. Мак готов был забрать заявление об уходе, я это знал, и Трои — тоже. Фактически она собиралась просить его об этом, когда я подкинул ей идею взять тебя. Мне очень жаль. Не часто я говорю себе: «Черт с ней, с этикой», и это как раз такой случай. Ты восемнадцать месяцев торчишь в этой забытой Богом дыре. Я устал от всего этого. Еще не поздно. Позволь мне позвонить Трой. — Сейчас его тон был так же нежен, как и успокаивающее объятие.

Это была суть Дерека — доброта, мягкость и полная неспособность к принуждению.

— Ну, пожалуйста, дорогая, попробуй. Это ненадолго.

Он покраснел. Почти совершенные черты лица, пепельно-седая прядь на высоком лбу и мальчишеский взгляд голубых глаз. Почему же она так испугалась? Действительно ли он имел в виду то, что ей показалось? И если да — в чем тогда дело?

— Почему ты так сказал? — с вызовом спросила она.

— Я думал, это очевидно. Если мы собираемся быть партнерами, мы должны быть рядом.

Существовал какой-то изъян, не позволявший ему выразиться более романтично. Он делает ей предложение таким образом? Она по-прежнему ощущала себя подставленной. Зачем она должна ехать в Абердин? Почему не пожениться сейчас и не остаться в Эдинбурге? «А ты бы вышла за него сейчас? — спросила она себя. — Ты бы согласилась выйти за него замуж завтра?» Но об этом он ее не просил.

— В этом есть смысл, — сказала она беспечно. — Я подумаю.

— И еще подумай о Келли. Подумай серьезно. — Ей было так уютно чувствовать его руку у себя на плече. — Лучше всего — не значит легче всего. Но мы должны устроить ее будущее. В Абердине ей будет проще начать новую жизнь.

Эти слова подействовали на нее как холодный душ. И все же, наверное, он прав. Нельзя чрезмерно опекать Келли. Это было бы нечестно по отношению ко всем.

— Я действительно понимаю это, Дерек, и я бы, пожалуй, попробовала, но не в Абердине. Не при нынешних обстоятельствах. Ангус Макаллан держится так враждебно. У меня просто духу не хватит. — Она боялась его молчания, боялась, что он уберет руку с ее плеча. — Наверное, это не единственное место в Шотландии. Может быть, можно устроиться даже в Эдинбурге. Почему бы мне не попробовать завтра?

Его рука чуть заметно напряглась.

— Я не хочу, чтобы ты хваталась за первое подвернувшееся место. Я знаю Трой, я ручаюсь за нее, я видел конюшни и все остальное. Я бы хотел, чтобы ты была там.

Она молчала. Казалось, решения нет, и обсуждать это дальше не имеет смысла.

— Мы опять пришли к тому, с чего начали, — вздохнула она.

Рука крепче сжала ее плечо.

— Не совсем. Ведь мы помирились, так? Помнишь, как говаривал мистер Микобер? «Что-нибудь подвернется», — почти весело добавил Дерек.

Мэгги любила Гленкаллен. Дерек был несправедлив, называя его забытой Богом дырой. Вечером следующего дня она ехала в тряском сэндифордском автобусе. Она возвращалась домой. В Эдинбурге ее постигла неудача, Гленкаллен же был по-прежнему желанным приютом. Она дважды подумает, прежде чем снова покинуть его.

Келли сидела на ограде выгона, не видя Мэгги. Мэгги и раньше подозревала, что она неважно видит. По крайней мере, она не сразу узнавала людей.

Да, задача… Если вы похожи на Нану Мускури, очки вам будут очень к лицу. Келли не была похожа на Нану Мускури. Она была похожа на мышку. Самую чудную мышку на свете, по мнению Мэгги. Но Мэгги не была объективна. Непредвзятый человек увидел бы бледную, худенькую, как тростинка, девочку с заостренными чертами лица и прямыми светло-каштановыми волосами. Увы! Глупая красивая Салли жалела тех, кому приходится носить очки. Она их очень жалела, и очень часто — в присутствии Келли. Теперь Мэгги потребуется вся мудрость Соломона, чтобы убедить ее в том, что и в очках можно выглядеть хорошо.