– К твоему сведению, за жизнь у меня было больше одного друга.

Обида его притворна, и я улыбаюсь, вдруг обнаружив, что эта болтовня помогает шагать дальше. И дышать.

– Надеюсь, не все из них изначально должны были попасть на вертел.

– Только половина, – преувеличенно серьезно отвечает Принц. – Так вот, мы провалились. И даже умудрились не напороться на колья – настолько были мелкие, что проскользнули меж ними.

– Или охотник был дурак и слишком широко их расставил.

– Вероятность велика. Охотился в том лесу мой брат – мечтал впечатлить отца медвежьей шкурой, но лично встречаться со зверем не желал. Хотя кому нужна шкура, разодранная кольями?

– И что было дальше?

Я наконец опускаюсь на корточки перед горкой и следующую минуту сосредоточенно снимаю кости, одну за другой.

А Принц продолжает:

– Я выбрался, а друг мой только ногти пообломал да задницу отшиб постоянными падениями. И тогда я героически сплел из своей одежды веревку и вытащил его.

– Полагаю, это не конец истории?

– Разумеется. В итоге этот идиот уронил веревку в яму и отказался поделиться своей одеждой. А потом и вовсе убежал.

Теперь передо мной только маленький, наверняка младенческий череп, стоящий на крышке простой деревянной шкатулки. Убирать его страшно. Словно он удерживает взаперти нечто жуткое, стережет, и если шкатулка распахнется…

– Еще одно жестокое предательство. Не везет тебе с друзьями. Но ты же мог спрыгнуть вниз, одеться и снова выбраться.

– К тому времени начался дождь, а плавать я не умел. Было бы неловко, если б младшего Принца нашли в грязевой яме мертвым в обнимку с собственными портками.

Я вытягиваю руку, все еще обмотанную плащом…

– Ваша жизнь полна удивительных приключений, ваше высочество.

…и резко сдергиваю череп с деревянной крышки.

– Я это все к чему… Даже не проси меня раздеваться.

В голосе Принца слышится улыбка, и я смеюсь. В том числе и от облегчения, потому что шкатулка не открылась и не выпустила в мир полчища бестелесных монстров.

Другое дело, что открыть ее все равно придется – надо же узнать, ради чего я практически плясала на костях. Но не здесь. Использовать чары в неизвестно чьей ритуальной пещере – самоубийство, а без проверки я к этой штуке не прикоснусь.

Стянув плащ, я заворачиваю в него шкатулку и по узкой расчищенной тропке возвращаюсь к месту своего падения.

Принц по-прежнему сидит на краю и по-детски болтает ногами. Не слишком высоко, но веревка, пусть даже и из одежды, сейчас действительно пришлась бы кстати, ведь ни один корень не торопится вновь выбраться из земли и исполнить роль ступеньки.

Напротив, на другой стороне трещины, покачивается в ночной мгле круглая голова Кайо. Он с любопытством смотрит вниз и тихонько ухает, будто предлагая помощь. И как бы ни претило мне истощать его и без того невеликие силы, выбора, похоже, нет…

Я киваю и, смежив веки, мысленно тянусь к своей темной половине. Нужная нить находится без труда – пусть уже не такая крепкая, как в детстве, но все же надежная, ведь когда-то мы были единым целым.

Я не дергаю – осторожно подманиваю нить пальцем, и та послушно ложится в руку, распадается на мерцающие волокна и ползет по предплечью, повторяя рисунок вен, впитываясь в кожу.

Теперь можно открыть глаза.

Кайо уже мало напоминает птицу, разве что ее огромную тень. Он распахивает над расщелиной черные крылья и дымным облаком устремляется вниз. Через мгновение я с ног до головы окутана тьмой. Она движется, переливается всеми оттенками мрака, ласковой кошкой льнет к бокам и наконец отступает.

Я стою на твердой земле, в нескольких шагах от Принца, а он поспешно отползает от зарастающей раны на сердце дворцового парка.

– Могла предупредить, – ворчит, поднимаясь и отряхивая штаны. – Мне чуть ноги не откусило.

– Меня проглотило целиком, так что не жалуйся.

Кайо устало садится мне на плечо и легонько тычется клювом в висок. Его способ сказать: «Все хорошо». Я не верю, но привычно поглаживаю его по крылу, и друг перебирается на ближайшее дерево. А я отхожу подальше от подземного склепа, опускаюсь на колени и, поставив перед собой добычу, разворачиваю плащ.

Шкатулка шириной в ладонь ничем не примечательна, разве что на гладкой деревянной крышке выжжен символ – такой же, каким были помечены кости. Без сбивающего с толку свечения становится понятно, что это клубок змей, чем-то похожий на букву «Ф». И я наконец вспоминаю, где видела его прежде.

В лесу возле нашего дома. Причудливо свернувшиеся змеи порой появлялись на стволах деревьев наравне с другими знаками. Метками отверженных.

Ты нарочно искала их, устраивала засады в надежде поймать какую-нибудь глубинную тварь, исполняющую желания, или говорящего зверя. И страшные матушкины сказки так и не сумели ни напугать тебя, ни удержать в стенах башни.

– Знаешь, мне как-то неуютно в неведении, – сообщает Принц, замирая рядом.

– Тебе знакомы ритуалы на детских костях?

Он несколько мгновений молчит.

– К счастью, нет.

– А буквы, сплетенные из змей?

А вот теперь отвечает моментально:

– Отверженные. – Я не поднимаю взгляд, но знаю, что Принц кривится. – Змеи, жуки, всякая дрянь – их метки.

– Так вот… в склепе, полном детских костей, помеченных отверженными, я откопала шкатулку, помеченную отверженными, и собираюсь ее открыть, дабы найти внутри проклятые крысиные кишки или еще какую прелесть. Уверен, что хочешь стоять так близко?

Он молчит, но не отступает. И я не собираюсь ждать, пока Принц одумается.

Отчего-то сейчас из моих пальцев, прижатых к земле, струится почти чистый свет. Да, в прежние времена он буквально ослеплял всякого, кто способен видеть чары, но с тех пор многое изменилось. А эти нити если и осквернены тьмой, то лишь полупрозрачной жилкой, настолько тонкой, что ее легко не заметить.

Радоваться, однако, я не спешу. Что значит один случай против сотни других, когда из-за грязной силы меня и самый большой шутник не назвал бы пастырем?

Свет любит форму и сейчас обращается гибкими стеблями растений, обвивает шкатулку со всех сторон, укрывает мерцающими листьями и только потом просачивается внутрь, чтобы…

Ничего не обнаружить.

Наверное, Принц чувствует перемену. Может, сияние чар меняется или еще что, но он тут же подает голос:

– Что там?

– Пусто, – растерянно отзываюсь я.

– В шкатулке ничего нет?

– В шкатулке, на шкатулке, под шкатулкой… ни единого проклятья, ни капли чар…