видали, чего будет — увидим, — бодро заключил Василий и, легонько отстранив ее от себя, поднялся: — Пора волчатников будить!

4

Из выводка уцелела одна волчица.

— Сколько годов с волками вожусь, немало перебил, а редко когда в оклад старуха попадала, — сказал Василий Кириллович, связывая ноги убитым волкам.

— А чем ты это объясняешь? — спросил Аркадий Георгиевич.

— Полагаю, потому, что ночью старик промышляет, оставляя семейство на мать, а к утру мать уходит на промысел, оставляя с выводком отца, — ответил Василий Кириллович, просовывая шесты между ног волков. — Заметь, Аркадий Георгиевич, когда подвываешь, старик редко отзовется, все больше матерая волчица подает голос. А потом, глядишь, издалека и старик отзовется — это когда самостоятельно поживу ищет.

Волков несли на шестах. Они мерно покачивались в такт ровному шагу.

Выводок подняли в болоте. Логово, как и предполагал Василий Кириллович, волчица облюбовала в самой чаще, среди бурелома, непроходимо заросшего частым кустарником. Зафлажили два оголенных бока болота, так, чтобы звери пошли к овражному склону.

Требовалось большое уменье, огромный опыт, чтобы поднять и вывести волков из такой крепи. Мешали скрытые травой стволы упавших деревьев и крапива выше роста. Сергей было попросился в загон, но отец поставил его на номер — вдвоем Петру с Аркадием Георгиевичем было не охватить весь выход!

Василий Кириллович подвигался, похлопывая в ладоши, постукивая можжевеловой палочкой о трухлявые, сопрелые стволы.

Два ястреба высоко парили, кружась над одним местом. Тонкий крик их пронзительно раздавался над болотом.

— Логово, — решил Василий Кириллович, следя за недвижимыми распластанными крыльями.

Он гулко крикнул:

— О-го-го-го!

Ястреба вздрогнули, взмыли и заскользили направо, в сторону флажков. «Поднялись», — подумал Василий Кириллович.

Он ускорил шаг и, перемахивая через деревья, не спуская глаз с ястребов, криками, постукиваниями палки о стволы, направлял выводок в сторону стрелков.

Матерый старик с сединой не спеша, трусцой, вел выводок. Он настороженно косился на алеющие в прогале кустов языки флажков. В пятку ему тянулся голенастый переярок.

Аркадий Георгиевич дуплетом свалил их шагах в тридцати от себя в тот момент, когда старик, обогнув можжевеловый куст, остановился и, подняв лобастую морду, опасливо втянул воздух. Переярок присел, внимательно следя за ним.

От выстрелов галопом вырвались вперед остальные три волка, и их, одного за другим, убили Сергей и Петр.

Волки лежали бурые, с окостенело-прямо вытянутыми передними лапами. Старик был еще живой. Сергей подошел к нему. Дымчато-темная, с ржавым отливом шерсть вздыбилась на загривке, острые клыки цвета слоновой кости впились в корень вывороченного дерева. Обращенный к Сергею глаз сверкал хищной, жгучей злобой. О, если бы вернулись силы для прыжка — взметнулся бы, впился в горло ненавистного врага!.. Но сил не было — только задние лапы скребли землю, разметая сухие листья. Сергей вскинул ружье, выстрелил в бок под лопатку — волк дернулся, разжал пасть, обмяк, отвалил на сторону морду, зубы окрасились розовой пеной, глаза стала быстро заволакивать мутная пленка.

У Сергея между бровей легла суровая, глубокая складка. В это время он очень походил на отца.

Василий Кириллович посмотрел на побледневшее, строгое лицо сына и негромко сказал:

— Зверя надо спокойно бить, без жалости. А ты от жалости и пристрелил его. Чай, не вынес волчьего глаза?

Сергей молча отошел, на ходу продувая стволы. Василий Кириллович устал. Тяжелый гон по валежнику, зыбкому болоту был уже не по годам ему. Он расстегнул ворот рубахи, снял картуз, грузно опустился на прогнивший мягкий пень.

У Аркадия Георгиевича еще не остыло возбуждение, и он шумно, азартно рассказывал, как показался из-за кустов матерый, как тщательно он выцелил и волк после выстрела отчаянно метнулся и упал, а переярок после выстрела, как подкошенный, свалился, не шелохнулся.

Василий Кириллович, казалось, внимательно слушал его, но вдруг спросил совсем о другом:

— Не пойму я, Аркадий Георгиевич, на кой потребовалось море делать, всякие заводы тут устраивать? Ай воды людям не хватает либо другого леса не нашлось?

Аркадий Георгиевич недоуменно, испытующе вскинул глаза на хмурое лицо старика и понял, что тот все время думает о своем, целиком им завладевшим, и не слушает его.

— Трудно тебе отдавать свой лес, Василий Кириллович, — сказал он, — тяжело лишаться Яны. Все мне понятно, но иначе нельзя.

Стараясь говорить как можно проще, понятнее, Аркадий Георгиевич объяснил, как образуется водохранилище — море, какой полноводной, судоходной на всем своем протяжении станет Волга, какие огромные выгоды извлечет человек от обновления великой, из года в год мелеющей реки.

— Ты прекрасно знаешь, как обмелела Волга. Песчаные перекаты в меженную пору делают судоходство по ней опасным. Без плотин Волга обречена на гибель. — Аркадий Георгиевич объяснял, насколько проще будет вывозить лес. — Ведь его теперь так много пропадает — гниет на сечах из-за недостатка транспортных средств, теряется во время сплава молем по рекам.

Василий Кириллович напряженно слушал, сосредоточенно вдумываясь в простые, значительные слова, и тяжесть, камнем лежащая на душе, понемногу таяла.

И пока говорил Аркадий Георгиевич, Василию все эти ночные переживания стали казаться мелкими и нестоящими в сравнении с тем грандиозным, во имя чего придется «потесниться».

— Темнота моя, Аркадий Георгиевич. Какого дела не понял, — сказал он. — Понимаю — зря озлобился: дескать, против меня жизнь повернулась! Нет, я сам от жизни отпихнуться хотел.

— Леса твоего от тебя никто не отнимает, — серьезно заметил Аркадий Георгиевич. — Только работы прибавится вдесятеро, потому что заготовка и вывозка пойдет огромная, сплошь механизированная. Переезд — чепуха. Погрузят на машины все твои пожитки и перевезут. А дом еще лучше выстроят, со всеми удобствами.

— Да я об этом не тужу, — отозвался Василий Кириллович. — Нешто я не понимаю, что мое барахло — сущие пустяки!

Вернулись братья, ходившие вырубать шесты для переноски волков. По оживленным их лицам Василий догадался, что и они о чем-то горячо спорили.

Сбрасывая на землю шест, Сергей вызывающе кинул Петру:

— Вот так-то!

— Поживем — увидим, — неопределенно ответил Петр.

Отец с улыбкой следил за сыновьями. Он чувствовал, что между ними произошло нечто значительное.

— Ты чего, батя, смеешься? — спросил отца Сергей.

— Жизнь начинаю понимать, сынок, — серьезно ответил Василий Кириллович.

— Я знал, что поймешь, — ответил Сергей. — И моя специальность, — обратился он к Аркадию Георгиевичу, — думаю, тоже не будет здесь во вред?

— Тут всем работы по горло будет.

5

Прошло несколько лет.

Карандашный чертежик, некогда изображенный Аркадием Георгиевичем, получил законченное оформление. На месте кордона Василия Кирилловича Борунова вырос промышленный поселок — Яновка.

Катером теперь подводят баржи к длинному пирсу. Хоботы кранов бережно несут с