Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так, все педофилы вполне могут попасть в Рай к Отцу Небесному, минуя чистилище. Причем не просто педофилы, а инцестные педофилы, которые не брезгуют своими чадами. Ведь не скажешь, что прелюбодеяние, ибо не женщина. И женщины не могут прелюбодействовать, ибо не мужчины. Следовательно, нет греха, раз не упомянут. Понятно, почему требовали распятия жители Иерусалима, предъявляя в качестве обвинения детей, на которых была кровь…
Да, резня была самая, что ни наесть, вампирская – и не удивительно, что первые христиане слушались своих апостолов, как мусульмане Пророка.
«Руки по плечи в крови, а туда же… к престолу потянулись. Везде за нею таскается!» – с неприязнью подумал Его Величество, но промолчал.
Новоиспеченный провидец и соправитель государства его раздражал. Когда место на троне рядом с Ее Величеством окажется пустым, кто осудит? Ради трона снять с себя сутану не грех – тоже Помазанник. В последнее время Святые Отцы с корнем выкорчевывали любое его начинание, которое могло навести в государстве хоть какой-то порядок. Спорить с Отцами, когда они так близко подошли к жене, было опасно. Он не сомневался, что Зов Святой церкви не слабее его Зова, опыта им было не занимать. По крайне мере, не сейчас, когда они как никогда в силе. В школах ввели богословие и познание азов духовности, теперь это были наиважнейшие предметы. Осталось ввести розги и отменить все прочие предметы. Последнюю надежду отнимали у человека, а тот лишь благословлял руку, вырывающую его с корнем. До чего же слаб был человек, оскотинился по самое не балуй. Всем от шести лет и старше наладили учет, в определенной графе отмечая, кто к чему приписан. Так было проще.
Бывало, спрашивает учитель духовности:
– А сосчитай-ка ты мне наоборот от четырехсот семидесяти трижды! Или, не думая, шестизначное число произнеси. И где три раза ошибся, там и попался. Вот она – душа, спит и не ведает… А ее уже повели, как вола на заклание. Вампир, оборотень, проклятый или пища… Преступность поползла вниз. Детишек теперь зомбировали насчет крамолы по душам. Бывали прецеденты, когда двое отпрысков из семьи вампиров, и тут уж кто кого переплюнет. И оба выходили болезные и сыпались жалобы. Ее Величество решала спор простым способом:
– Кто докажет лучшие организаторские способности, тому и вампиром быть!
Естественно не в ущерб казне.
И начинались травля и бойни. Их и без того было немало, разминались вампирчики, точили зубки. Стоящие зрелища снимали на пленку, чтобы доказательство было на руках. Взрослые отпрысков журили и драли ремнем, понимая, что ничего путного из дитяти не выйдет, если не сумеет показать всем, какой он герой и право имеет носить высокое достойное определение. Молодому поколению нравилось играть во взрослые игры, не понимая, что, не достигнув половой зрелости, нельзя устроить свою жизнь по любви и с любовью. Детишки-проклятые вешались, топились, бродяжничали, прыгали с крыши. На погостах уже давно было не увидеть лица с морщинами. Не многие решались высказать несогласие, а точнее – никто. Но решилась проблема нехватки учителей. И каждый старался угодить духовному лидеру. Пришлось срочно открывать дополнительные семинарии.
Да что там! Поначалу он и сам нежился в лучах славы, когда Святые Отцы причислили Царствующих Особ к Лику Святых, объяснив всем вопрошающим, что стоят они у трона Спасителя и имеют от него благоволие казнить и миловать народонаселение, а, следовательно, при жизни встали по правую руку Его и рука Его на земле. Устроенное в честь Их Величеств шествие приятно изумило: какое примирение между двумя народами – человеком и вампиром, когда вместе он богат и беден, сыт и голоден, обут и раздет. В страдании народном – сила народа: вы – соль, вы – крепость…
Много было сказано добрых слов. Но потом Святые Отцы как-то слишком уж часто начали намекать, что за Святость надо платить… Пришлось построить закрытую церковь при Государевом Суде, ввести в Народную Думу, взять в советники, в школы вот…
Еще одно государство в государстве…
Его Величество так задумался, что прослушал Ее Величество, которая мило ему улыбалась, стоя рядом со Святым Отцом.
– Запасемся терпением. У проклятой Зов, наложенный тобой. Поманишь пальцем, побежит за тобой на край света. Я не бросаю тебя, я спасаю наш брак. Кто еще-то кроме тебя? Человека маг-вампир прочитает, оборотень в зверя превратиться, а вампиру не ступить на Проклятую землю. Через горы Проклятая земля не переступит, а нам и этой части хватит оставаться Величествами. Мне надо достать твою проклятую во что бы ни стало, до других мне дела нет. Убьем и забудем, а Преосвященство грех замолит.
Его Величество насторожился, отгоняя грустные мысли.
– Так если мою… тьфу… мерзость убить, я могу вздохнуть спокойно?
– Мы всегда так поступаем! – ответил Святой Отец, будто разговаривал с поленом. – Ловим и на костер. Если горит, замечательно, не горит – бывает, приходится попотеть. Так у вас драконы есть, вы ими престол унаследовали! Самое место и время их применить. Зря хлебушек ваш кушают? Это ж какая сила в них запрятана! Он сам и есть проклятие на проклятых. Благородный муж не устоит, а тут особь женского полу. Царствие на земле и на Небе силою превозможем! Да разве ж мы себя спасаем? В чем сила, брат? – Святой отец положил руку на его плечо. И сам же ответил: – В нашем братстве! – и перекрестил его перстом.
Точно также прозвучали слова из уст самого Спасителя Йеси, когда он и его жена были допущены к Нему на прием. Спаситель, перво-наперво, прочитал им длиннющую пространную лекцию о всяком своем слове. Ничего нового Спаситель Йеся не сказал: повторил свои притчи, выдвинул предположения, что могло бы значить то или иное высказывание, приравнял четыре послания апостолов то к четырем концам света, то обзывая зверями по роду, то к мужеству, мудрости, правде и целомудрию, то к заповедям, угрозам, правде и обетованиям… Некоторое время рассуждал о своем появлении на свет, наивно удивляясь, как у него появились четыре брата и три сестры, если Иосиф не познал матерь его Богородицу, обвиняя Иосифа в тайном многоженстве, а матушку в наивности, которая до конца дней своих верила, что детей приносит аист. Долго смотрел на троекратное свидетельство, которое гласило, что матерь его и братья стояли вне стана, и уговаривали его идти с ними домой, и одно, что братья его не верили и издевались, как над дурачком, посылая явить себя миру и стать известным, если такой, как о себе говорит – потом тыкал в следующее и восклицал, будто проснувшись: вот! Говорю же, не знал я их! Если не слушали, какие они мне после этого братья? Пока Он говорил, старческий дрожавший голосок из гроба усиливался сводами амфитеатрального строения, множественно отражался во всех направлениях, слышимый и спереди, и сзади, и с боков, и в уши, и летел в глаза, и звучал шишкой на голове.
Да-да, слово у святых Отцов было живое, но из гроба. И учились они ему у святых немощных мощей.
С тех пор так и повелось, как он какое действо затеял, служители Спасителя тут как тут. Самым строжайшим образом накладывают запрет на все его мероприятия по восстановлению экономики и борьбе с казнокрадством. И получалось, все вкривь и вкось, чему он же оставался виновник. Так было и с дурной травой и порошками, ввозимыми для испития крови на расстоянии. Уж лучше бы свои пили, а доходы можно бы и на восстановление здоровья выпитых потратить, и учет наладить, и выбить, наконец, рынок из-под ног иностранных завистников. Так нет, Спаситель не позволял своим травить своих, пекся об интернациональных отношениях. Или те же пошлые женщины, которым тоже… и пенсию по старости вынь и положь, и здоровье поправь. Где они, с кем, кого милуют? А так бы и стаж трудовой, и сами себе на здоровье и на пенсию, и присмотр какой-никакой. Опять же, строгий учет. И не искал бы, кто его самого обласкает, да так, чтобы в поте труда своего трудолюбивая женщина не угодила к жене на стол.