Я вернулась к столу в мрачном расположении духа. Светка, редактор по здоровью, подошла ко мне с надеждой в глазах и вопросом: «Ну что?» Увидев выражение моего лица, она тоже погрустнела.

— Тебя уволили?

— Хуже, Светик, хуже. Нас всех уволят, — ответила я. — Настя сказала, что мы можем начинать рассылать резюме.

— Да ты что?! Все так серьезно! — Светка вдруг показалась мне похожей на какую-то птицу, так вытянулось ее лицо и расширились глаза.

— Угу, — отозвалась я.

Светка, понурившись, вышла в коридор и побрела в сторону ресепшена. Через час весь офис говорил о грядущих переменах, и девчонки уже громко начали пререкаться на тему того, кому достанется микроволновка из офиса, а из дальних углов доносилось: «Ты не представляешь, нас закрывают». Краем глаза я видела, что Настя, накинув плащ, покинула офис все с тем же «непробиваемым» выражением лица. Но я даже не пыталась у нее что-либо спрашивать, я увлеченно закидывала письмами своих знакомых в журналах, а также вывешивала резюме на различных сайтах. Внезапно вспомнила о пропущенных неизвестных звонках. Включила телефон. Было уже пять часов вечера. На экране высветилась эсэмэска: «Пятнадцать пропущенных звонков». Я просмотрела список и увидела, что среди вызовов от неизвестного номера был один от Паши. Тут же начала перезванивать ему.

— Привет, извини, я была на переговорах, выключала мобильник, — выпалила я.

— Привет, Лида, да ничего. Слушай, я хотел тебе кое-что сказать. Дело в том, даже не знаю, как лучше начать, — услышала я в трубке его как обычно спокойный и тихий голос. — Короче, у моей фирмы проблемы, и я уезжаю. Не знаю, на сколько и вернусь ли я вообще.

— О, так возьми меня с собой, я теперь безработная, — улыбнулась я.

— Как безработная? Тебя сократили? — удивился Паша.

— Нет, журнал закрывают. Последний рекламодатель сегодня перебежал к «М», — ответила я.

— Сочувствую, Лидок, но, уверен, ты что-нибудь придумаешь! Понимаешь, я не могу тебя взять, Марина едет со мной, и она… она беременна. Прости, что вот так, как снег на голову тебе все это выкладываю, малыш, но ты же понимаешь, что я сам ничего не знал. Все открылось буквально вчера вечером… — Я его уже не слышала. Я опустила трубку и вдруг все поняла. Он никогда не собирался бросать свою жену. И разговоры о том, что он не сможет от нее уйти, пока дети не станут совершеннолетними, и о том, что мне нужно сделать аборт, потому что у него уже и так трое детей, которых тяжело содержать, — все это было ложью, жестокой, отвратительной ложью… — Лидуня, Лид, ну послушай, — услышала я голос из трубки, всегда казавшийся таким родным, но в одночасье ставший абсолютно посторонним, каждая его нотка словно резала сердце напополам. Я подняла телефон к уху и холодно спросила:

— Да? Что-то еще?

— Ты пойми, я пока сам в шоке, но, если я не уеду, случиться может все, что угодно. Но это же не навсегда, я вернусь, через пару месяцев, и мы с тобой все обсудим. Хорошо, малыш? — Его голос был теперь почти незнакомым.

— Нет, Паш, не нужно. Езжай, и когда вернешься, ты меня не ищи, ладно? Только вот скажи, тебе не жалко того ребенка, который мог у нас родиться?! — спросила я.

— Лида, да пойми ты! Я ничего не знал, а сейчас пятый месяц, она молчала, аборт делать уже поздно! Думаешь, я рад тому, что потяну четверых детей и жену на шее? Я вчера с ней разругался в пух и прах, и вообще… ой, подожди, другая линия! Сейчас, повиси пару минут, это по делу! — Я услышала незатейливый мотивчик, а потом снова его голос: — Да, мой пупсик, как себя чувствует наша будущая мамочка, а, Оленька? — Он звучал так ласково, со мной Паша никогда так не разговаривал, даже в моменты, когда мы были близки.

Все стало ясно. Я даже не хотела спорить, или плакать, или пререкаться, не было смысла.

— Поругались, говоришь? — только и ответила я. — Удачно тебе разрулить все дела, — и с этими словами нажала на кнопку «Отбой», а затем и вовсе выключила телефон. Сердце стучало часто-часто, но сейчас мне казалось неважным, бьется ли оно вообще. Я встала из-за стола, вышла в коридор, на автомате дошла до стола ресепшен, сказала секретарше, что уже не вернусь сегодня, и вышла, почти выбежала из офиса.

Дождь, вопреки ожиданиям, не прекратился, а лишь усилился. Пока я добежала до машины, припарковать которую недалеко у выхода не удалось, промокла до нитки. Наконец я захлопнула за собой дверь и включила двигатель. Трясущимися руками достала сигарету и жадно затянулась. В ушах звучала чертова фраза: «Да, мой пупсик, как себя чувствует наша будущая мамочка, а, Оленька?» Ну почему, почему я позволила себе потратить столько лет на то, чтобы дождаться этого? Я даже не знала, как его назвать после всего произошедшего. И зачем я сделала аборт?! Сейчас у меня был бы малыш. Я бы вернулась домой, он бы обнял меня, и мне стало бы легче… А потом он попросил бы меня купить ему новую игрушку, а я бы ответила: «Знаешь, меня уволили, нам придется зажаться, дорогой!» Я нервно усмехнулась. Наверное, правду говорят: все, что ни делается, — к лучшему!

Росла уверенность, что я играю главную роль в каком-то абсолютно абсурдном латиноамериканском сериале. Мне всегда казалось, что одновременно все плохо бывает только в такого рода фильмах, но не в жизни. Хотя, с другой стороны, я бы не отказалась в конце двести пятидесятой серии выйти замуж за богатого плантатора или хотя бы хозяина фирмы, где когда-то работала.

Глаза вдруг наполнились слезами. Я почувствовала, что вытираю влагу со щек. Это отдавало дешевой мелодрамой. Сквозь слезы я смотрела на фонари, и они казались такими прекрасными, словно звезды, яркие, желтые и недосягаемые, и это видение вдруг наполнило меня удивительным спокойствием. Я вращала головой, наблюдая, как свет от фонарей оставляет за собой расплывчатый след, и думала, что сейчас, наверное, скорее счастлива, чем расстроена.

Итак, перспективы «замечательные». К своему тридцатипятилетию я осталась без работы, мужчины, надежд на создание семьи и самое ужасное — без квартиры. И как я все это объясню маме? Кстати, странно, что она не звонила сегодня. Я включила телефон. На экране высветилось пять пропущенных звонков от Паши, но я быстро стерла их вместе с его номером из памяти телефона. Позвонила домой, но мама не брала трубку. Я набрала на мобильный, но мне ответили, что абонент временно недоступен. Вероятно, она, как обычно, забыла зарядить телефон и ушла к кому-то из подружек. «Ну да ладно, пока я доеду до дома, она как раз вернется», — подумала я, снова выключила телефон и отъехала от офиса.

Дорога домой оказалась на удивление свободной. Я постаралась абстрагироваться от мыслей о происшедшем, выпила успокоительное, всегда лежавшее в бардачке на всякий случай, и включила музыку на полную громкость. Старый добрый Фрэнк Синатра! Пусть говорят, что это мужская музыка, но, когда весь день вертишься как белка в колесе и получаешь целую тучу неприятных новостей, ничто так не расслабляет, как «My way». Я начала подпевать в голос:

— And now, the end is near, and so I face, the final curtain..[1]