По витой лестнице мы поднялись на второй этаж, бесшумно прошли по мягким ковровым дорожкам мимо комнаты отдыха, спортивного зала и оказались в полутемном коридоре с двумя десятками одинаковых дверей.

– Это здесь, – проговорила девушка, показывая на одну из дверей, дернула ручку и быстро отбежала в другой конец коридора, как будто боялась, что из двери кто-то бросит в нас гранатой.

Войдя в полутемный номер, мы почувствовали запах хвои и еще чего-то пряного и немного сладковатого, сквозь задернутые шторы свет сюда не проникал, и освещение обеспечивали четыре тусклых ночника в форме кошечек, в разных позах разлегшихся по углам. На кушетке, не двигаясь, лежал кто-то под странным темно-зеленым покрывалом, которое влажно поблескивало в этом скудном освещении.

Кто перед нами, понять было невозможно, потому что лицо человека оказалось забинтовано.

Сделав еще пару шагов, я обомлел. Это был грим к фильму «Мумия возвращается». Я не поверил глазам: такие повязки накладывают только после хирургических вмешательств. Понятно, почему тетка не звонила и не показывалась в скайпе. Только зачем такой женщине, как Вика, делать пластику? Необычная внешность моей тетки, вобравшая в себя лучшее от самых разных народов, населяющих Среднюю Волгу, восхищала и сводила с ума мужчин. Слегка раскосые миндалевидные глаза, четко выраженные скулы, брови вразлет, тонкий нос: русские, татары, чуваши, мордва, каких только кровей не течет в нас с теткой. Тридцать четыре ей не дают никогда, а нас с ней часто принимают за брата с сестрой. Неужели все из-за этого злосчастного миллионера? И что это за гигантская зеленая жаба расположилась на ней сверху? Или все-таки девушка с ресепшена перепутала и нас привели не туда?

Почувствовав, что в комнате кто-то есть, человек на кушетке сделал движение рукой и проговорил:

– Кто там опять? Я же просила – позже.

Теперь сомнений не осталось. Это Виктория. Я видел, что Борис тоже пребывает в замешательстве, кажется, если бы он действительно увидел здесь искусственные члены и наркоту, то чувствовал бы себя более уверенно.

– Не пугайся, Вик. Это Борис Краснов, – проговорил он со смесью изумления и снова закипавшей ярости.

Виктория резко дернулась, покрывало, которым она была накрыта, соскользнуло с нее, как кусок рыбы с намазанного маслом бутерброда, шлепнувшись об пол с влажным всхлипом. Подскочив, как ужаленная, она села и теперь влажно поблескивающая слегка зеленоватая субстанция составляла ее единственную одежду.

Все произошло в считаные секунды. Сквозь маленькие прорези в бинтах сверкнули возмущенные глаза. Вика ойкнула, спрыгнула с кушетки и, мелькнув ягодицами, бросилась к халату, который, как назло, висел аж на противоположной стене.

Не могу с точностью описать, как это произошло, но в итоге мы с Красновым оба оказались в коридоре.

– Идиоты, – проговорила мумия голосом Вики, выходя к нам уже завернутая в халат. – Ну заходите, раз пришли, ироды. Неужели нельзя было подождать?! Вам бы вина предложили. В местном ресторане обалденные стейки готовят.

Слава богу, то, что я принял за повязку, оказалось всего лишь шапочкой для волос: хрустнула липучка на затылке, и роскошные светлые волосы Вики рассыпались по плечам. При свете верхней лампы, которую она включила, пока мы спасались бегством от первозданной зеленой наготы, бинты тоже оказались не бинтами, а маской, похожей на огромный лизун, распластанный по лицу.

– Что это за Воландеморт? – поинтересовался Борис, прокашлявшись и покраснев до корней волос.

– Ты мне лучше расскажи, в каком это трудовом кодексе у нас нынче прописано, что начальство может врываться к своим подчиненным в спальню в любое время дня и ночи? – поинтересовалась Вика, видимо, решив заранее пресечь любые вопросы о прогуле, предпочитая нападать первой. Несмотря на то что она старалась артикулировать максимально внятно, все равно получилось как на плохой озвучке к кассетному фильму в 90-е годы.

– На месте человека, три дня не появлявшегося на работе и обнаруженного в рабочее время (еще только четыре часа, между прочим!) валяющимся с медузой на пузе и окаменевшим куском дерьма на физиономии, я не стал бы вспоминать про трудовой кодекс, – посоветовал, в свою очередь, Борис, к которому, кажется, окончательно вернулся дар речи.

– А про сексуальный харассмент можно вспомнить? – Вика склонила голову набок, потому что сейчас это было единственное доступное ей мимическое действие.

Борис покачал головой.

– Посмотри на себя в зеркало, какой харассмент? Что это, я тебя спрашиваю?

– Альгинат натрия. Пластифицирующий и моделирующий эффект, – сдалась Вика и сделала попытку подковырнуть маску ногтем, но не тут-то было: маска сидела плотно.

– Смывай немедленно, и я жду тебя внизу, красавица ты моя, – проговорил Борис со смесью иронии и упрека. – И поторопись, пожалуйста.

– Дай хоть душ принять.

– Быстро-быстро, Вика, это я еще добрый. Давай!

– Покрывало из водоросли спирулина. Вы вообще соображаете, сколько это стоит? – проворчала нам вслед Виктория, но покорно поплелась к раковине в углу.

«Женское» – территория, где джентльмены обычно пасуют и сдают позиции. Женская энергия – самая мощная сила в мире, давайте научимся пользоваться ею!» – писала в своем блоге Инна. В любой другой ситуации Вика, без сомнений, просто забомбардировала бы всех вокруг флюидами женской энергетики, кусками отваливавшимися с ее влажных ягодиц. Поэтому она явно не ожидала такого напора со стороны Бориса. Ее растерянность выглядела комично. Но главное, что она не додумалась до пластики! С любовными же неудачами каждый справляется в меру своих сил и представлений о жизни. Вика выбрала спирулину, я бы, если честно, с удовольствием надрался до состояния водоросли, но было не до этого.

Когда я возвращался в лобби, навстречу мне попалась та самая девушка с ресепшна. По ее взгляду было ясно, что весть о голой клиентской заднице, которую майор СК силой возвращает на работу, будет еще долго передаваться в этом отеле-бутике из уст в уста, словно старинная легенда из Средневековья.

– Маньяк, – сказал Борис, и маленькая серебряная ложечка выпала из пальцев Виктории, ударилась о блюдце, издав неожиданно громкий звук, похожий на болезненный стон.

Следователь произнес слово очень тихо, даже я, сидящий прямо напротив, смог едва-едва расслышать, но на контрасте с пронзительным фарфоровым звоном в лобби повисла такая тишина, что создалось ощущение, будто прислушиваются не только старомодные лица с портретов, но и голова лося над камином напряженно раскинула роскошные ветвистые рога-антенны, пытаясь уловить, о чем мы шепчемся. Пожалуй, это было не хуже звука знаменитой лопнувшей струны у Чехова.