— Звали?

— Не звали. Идите! — неприветливо сказал Афанасий.

Ну, делать нечего, не нашел, так не нашел. Надо-таки уходить…

Дрымов старательно закрыл дверь на замок. И набежавшим зевакам сообщил, что в лавке ничего ценного нет. А есть убивство. И ежели кто хочет иметь к нему отношение, то пусть в гологуровскую лавку лезет. Таким желающим Афанасий Сосипатрович раз то, раз так, да раз этак… (самым мягким было — «руки оторвет».) А то и в тюремное отделение большого съезжего дома на месячишко посадит. (Этого в Одессе вправду боялись: все знали, сколь тяжелы условия в переполненных, скученных камерах. Тюремный замок давно собирались построить и место для него присмотрели — тут, в полудюжине кварталов, за окраинной Рыбной, прости господи, улицей. Да всё руки не доходят. Понятно же, что Городской театр важней Городской тюрьмы.)

Отойдя довольно далеко, Натан оглянулся, чтобы последний раз посмотреть на Рыбный ряд. Отсюда было хорошо видно, что за крыши над ним. И сделалось очевидным, что над всеми лавками люки были простой конструкции и лишь над гологуровской — более замысловатой. Натану припомнилось, что, кажется, внутри лавки есть специальное ограждение для механической конструкции люка. И кажется, довольно объемное. А вот его-то он как раз и не простучал. То есть — опять же совершил ошибку.

— Постой, Афанасий! — сказал Натан. — Надобно еще раз вернуться.

Дрымов на сей раз посмотрел на него крайне недовольным взором. От него Натан даже поежился. И подумал, едва ли не впервые, как же тяжело, несладко, а пожалуй, что кисло общаться с частным приставом, не имея защитной оболочки «господина Горлижа».

— Афанасий, вправду, нужно. Сам посуди. Вот, глянь-ка отсюда. Видишь, конструкция щита на крыше над гологуровской лавкой сложнее, чем у всех прочих? А деревянный кожух внутри лавки мы… я не простучал. И не оглядел. А вдруг там имеется нечто важное?

Дрымов внимательно всмотрелся в нужном направлении, осмыслил увиденное и смягчил свой взгляд на возвращение. Они пошли обратно…

Когда во второй раз открыли лавку, то, конечно же, вперились в потолок и деревянный кожух, в котором пряталось механическое устройство для выдвижного щита. Натан пожурил себя за прежнюю невнимательность и отметил, что сия конструкция действительно больше, чем требовалось бы. Да и вообще — зачем она? Какой смысл прятать от взгляда выдвижные скобы люка?

В четыре руки подтащили к нужному месту бочку, уже освобожденную от убитого, и надежно накрыли ее крышкой. Натан взобрался на бочку, потом несколько опасливо (кто знает, а вдруг там крысы, или гвозди вострые, или еще что?) полез рукой в кожух и… И действительно вытащил из нее мешок, точнее, при более близком взгляде — сумку.

— Во-о-она как, — выдохнул изумленно Дрымов.

Горлис спрыгнул с бочки. Держа сумку левой рукой, правой достал самый чистый из пустых ящиков для свежей рыбы и поставил его на пол вверх дном. Сверху положил найденную сумку и начал ее рассматривать, стараясь унять биение разволновавшегося сердца. Это было нечто вроде армейского ранца, сделанное из очень плотной ткани. Натан заглянул внутрь и увидел там аккуратно сложенные по отделениям свертки из плотной и чистой ткани. А в них были предметы барской мужской одежды — хорошего покроя и дорогой ткани: штаны, сорочка, жилет, сюртук, а также туфли, недешевые, со стальными квадратными пряжками. И чистые — что в грязной улицами Одессе много значит. Натан на миг задумался и вновь полез на бочку. Теперь уж прошелся рукой по всей внутренности деревянной конструкции. И вытащил еще одну сумку округлой формы. Уже по одному этому просто было догадаться, что в ней. И действительно — внутри оказался цилиндр. По последней, по крайней мере, для Одессы, моде. Горлис внимательно осмотрел и ощупал все вещи: в них ничего не было. Потом понюхал подмышки рубашек. И снова замер. Вещи были абсолютно чистыми (что в Одессе из-за грязи в дождь и пыли посуху — непросто), однако, судя по запаху, после стирки всё же разок и ненадолго надеванными. Находка была необычной и быстрого, сходу, объяснения не имела.

— Молодец, Горлиж. А я, было, серчать начал, видя, что туда-сюда ходить нужно без толку. А оно оказалось — с толком. Просто молодец!.. Мужички, — обратился Дрымов к подчиненным, воротившимся уже с кладбища. — Выйдите-ка отседа. Господам переговорить надобно.

Слово «господам» он произнес с видимым удовольствием. Нижние чины вышли.

— Тут какие дела. Что на тебя серчать, я ж и сам не без греха. Уж забыл, было. Чего-то забегался, замаялся. В общем, сказать тебе нужно. Тут три ценных информации есть по этой истории…

Натан, словно на уроке, напряг правую руку, чтобы загибать пальцы на важность говоренного.

— Первое, стало быть. Григорий Гологур в документах на откуп был записан мещанином из Тирасполя. Запрос о нем в сей город был отправлен сразу же, еще с утра. Так что ждем… Второе, наиглавнейшее: оное дело государственной важности.

— С какой стати? Конечно, всякая Божья жизнь ценна. Однако же почему рыбный торговец, застреленный в своей лавке, это сразу «дело государственной важности»?

— Ну, ты же знаешь… То есть все знают, что к нам скоро приедет Его Величество Государь Император Александр I, дай, Боже, долгой жизни Ему и Его Семейству. — Афанасий Сосипатрович размашисто перекрестился, повернувшись к правому углу.

Но, узрев там вместо привычной иконы лишь горку мешков, досадливо сплюнул. И тут же ужаснулся совершенному множественному святотатству: и в адрес Всевышнего, и — чего он боялся не меньше, а то и больше — по поводу Августейшего. Зыркнул быстро в сторону Горлиса. Тот сделал в вид, что в сей непристойный момент внимательно рассматривает свои ногти. Дрымов облегченно выдохнул и даже кашлянул, дабы привлечь Натаново внимание.

— Кхе-кхм! Но о приезде Его Величества знают не только верные подданные, однако же и люди, могущие быть врагами, злоумышленниками. Посему из генерал-губернаторской канцелярии пришло чрезвычайное предписание — ко всякому злодейству относиться с повышенным вниманием. Потому я и напрягся. А тут мало того, что убивство, так еще и одёжа эта господская. Вдвойне подозрительная история выходит… Так вот, господин Горлиж, городские власти, полиция и магистрат обращаются к французскому гражданину Натаниэлю Горлижу с просьбой оказать всемерную помощь, за что ему и будут премногие благодарности от Всероссийской империи.

Натан задумался над особенностями услышанной формулировки. С озвученной просьбой к нему обращаются городские власти, а благодарности обещаны — от всей Империи. Любопытный разворот получается, очень похоже на слова не полицейские, но чиновника по особенным поручениям.

— Так, хорошо, Афанасий. А что же третье важное?

— Да то уж не столь важное. Я бы сказал — малосущественное. Просьбу имеем к тебе и твоему уважаемому малороссийскому другу Степану Андреевичу помочь с вывозом и захоронением бочки с селедкой, чтоб это было незаметно. За отдельную плату, согласно инструкционной шкале Управы благочиния. Скажи, как стемнеет, буду ждать его здесь с его большой телегой и волами. И тебя тоже. Хорошо?