Один из конвоиров подошёл к полевой кухне, — их, немецкой кухне, — и затребовал у кашевара пробу. Карл отметил крайнее изумление на его лице и прислушался, подобравшись поближе.

Повар удивился удивлению солдата.

— Гуд, гуд, это вкусно, — затем принялся объяснять, выслушав солдата. — Надо выдерживать в чистой воде пять часов, потом сливать воду и варить.

На лице солдата отражается понимание. Варвары, даже таких простых вещей не знают. Карл хмыкнул и пошёл к своим, подходила очередь к котлу. Вся компания располагается неподалёку. И выясняется, что не только Вальтер их может порадовать.

— Камрады, — к ним, разместившимся прямо на травке, подскакивает куда-то отходивший Фридрих, — не торопитесь всё съедать. Кто хочет отведать большевисткий шнапс?

Он весело подмигивает и вытаскивает из-за пазухи пол-лит-ру, так её местные бауэры зовут, с прозрачной жидкостью.

— Где взял? — удивился один Вальтер, остальные радостно загомонили.

— Каптенармус снабдил. За что? Твою долю ему загнал, — подмигивает Фридрих и заливается счастливым смехом. — Не хмурься! Фриц премировал лично тебя за успешную разделку поросёнка, но ты же поделишься с камрадами?

Фриц Хессель, их каптенармус, тот ещё выжига. Постоянно крутится около Егорьича, что-то выменивает, что-то выпрашивает и часто удачно.

— П-х-х-ва! — выпучивает глаза Курт, первым попробовавший местный шнапс. Борется с собой изо всех сил, что-то ему удаётся затолкать вовнутрь, но часть проливается наружу.

Вальтер подозрительно принюхивается к своему стакану, пробует на язык, морщится.

— Крепкая, градусов семьдесят. Разбавить надо…

— Дай сюда! — их конвойный сержант подобрался незаметно и прихватывает бутылку из рук Фридриха. Коротко прикладывается, отпивает, задумчиво гоняет жидкость по рту, и только после этого глотает. Камрады смотрят, выпучив глаза.

— Звиздишь, супостат, — говорит что-то непонятное сержант и поясняет, — градусов шестьдесят. Налей полстакана и сверху воды, для вас, слабаков, нормально будет. Наверное…

Сержант уходит, а потрясённые камрады долго смотрят вслед.

Перед отбоем в отсек, где уже валяется на «кровати» Карл, заходит Фридрих, падает на своё лежбище. Раньше хуже было, спали прямо на соломе, расстелив кусок брезента. Сейчас тем же брезентом обтянули соломенные маты, получился неплохой матрац. Спать, когда привыкнешь к постоянному хрусту, вполне можно. Всяко лучше, чем по окопам мыкаться.

Чуть позже, с помощью местных из чурбаков, досок и жердей «сообразили» кровати не кровати, но приличные лёжки. Карл удивился, когда узнал, но, оказывается, местные варвары тоже не привыкли просто на полу спать. Поэтому отнеслись к потребностям «супостатов» с пониманием.

Через неделю-другую их снабдили приличными подушками. На настоящем птичьем пуху. Правда, смешанном с опилками. Каптенармусу и ещё десятку человек, званием постарше, выделили не самопальные подушки. Местные поделились, что изумило не только Карла…

— Карл?

— Да, Фридрих.

— Как тебе в плену?

— По-разному. Сегодня неплохо, но завтра придёт герр майор… — на эти слова Карла его приятель издаёт стон.

— Согласись, что в плане удобств мы живём всё лучше. Кормят, не как в фатерланде, но от голода не страдаем. Работа посильная.

— Я всё думаю, Карл. Как так получилось, что мы в плен попали? — на Карла смотрят тоскливые глаза.

— На войне всякое бывает, — Карла охватывает философское настроение. — Генерал Павлов переиграл нашего Хайнца. Бывает…

— Мы будто в болоте тонем, — Фридрих шлёпает себя по шее, предавая казни надоедливого комара. — В тёплом болоте мирной жизни. Ловлю себя на мысли, что мне больше не хочется воевать.

Карл вздыхает. А зачем им воевать? Судя по уверенному виду их конвоиров, они отвоевались. Решает ответить.

— Фридрих, мы остались живы, а кому-то не повезло. И ещё не повезёт.

— Нас могут освободить наши…

— Не приведи господь, — Карл аж вздрагивает. — Если большевики не успеют нас вывезти, они нас просто расстреляют.

Карл напоминает приятелю, что было неделю назад. До этого несколько дней к ним приближалась канонада. Глаза многих камрадов стали светиться надеждой — наши близко. Ещё больше всех возбудила мощная и довольно близкая, километров за пятнадцать-двадцать, бомбёжка. Они опытные солдаты и сразу распознали родные юнкерсы по звуку от пролетевших рядом самолётов. Но выскочившие из «казармы» камрады вернулись обратно разочарованные. С помощью ухмыляющихся конвоиров. Позже пронеслась весть, которой многие не хотели верить. Юнкерсы бомбили генерала Хайнца. Большевики использовали трофейные самолёты. Не хотелось в это верить, но тот же Фридрих с мрачным видом подтвердил, что юнкерсы сопровождались русскими самолётами. Бипланы даже с большого расстояния ни с чем не перепутаешь. В люфтваффе таких нет.

Теперь Фридрих вздыхает. Через пять минут друзья затихают под шерстяными одеялами. В пододеяльниках, между прочим. Жизнь-то постоянно улучшается. Если бы еще не герр майор.

28 июля, понедельник, время 07:25.

Площадка рядом с «казармой» военнопленных, колхоз «Красный Октябрь».

Drum links, zwei, drei!

Drum links, zwei, drei!

Wo dein Platz, Genosse, ist!

Утренняя зарядка заканчивается ежедневным, кроме воскресенья, утренним издевательством. Это герр майор приказал, сволочь большевисткая. Их военнопленная рота дружно марширует под песню немецких коммунистов, утаптывая грунт до каменной твёрдости. Для Карла и многих других неожиданная новость, что у германских коммунистов, этих предателей нации, был свой марш.

Самый настоящий садист этот герр майор. Сначала заставил выучить, а затем петь хором. И не просто петь. Карл помнил, как плотный и крепкий, среднего роста герр майор с малиновыми петлицами с тремя красными «шпалами» буквально бесновался. Его помощник, молодой офицер с тремя красными кубиками объяснил причину.

— Это бодрая, энергичная песня. А вы поёте, как на похоронах…

А как иначе? Некоторые камрады потом жаловались, что их чуть не стошнило. Самому Карлу тоже было не по себе.

Как-то всё утряслось. Научились они петь громко, стараясь не задумываться о смысле. Фридрих попробовал поговорить с тем самым помощником, который велел называть себя старшим лейтенантом. Вернулся разочарованный.

— Он говорит, что Советский Союз Женевскую конвенцию не подписывал, а в Гаагской ничего не сказано по поводу уважения к религиозным и политическим воззрениям.

Настроение поднимает завтрак. Кормят их всё лучше и лучше. Неделю назад стали давать сливочное масло по утрам. Почему нет? Их же ребята помогали отремонтировать маслобойку и даже улучшить, в роте есть очень неплохие механики из ремонтного батальона.

И предстоящий рабочий день радовал Карла. Друг Фридрих сумел выпросить его себе в помощники в мастерскую при местной кузнице. Фридрих хоть сам не ремонтник, он служил заместителем командира пехотного штурмового отделения, но до войны работал на сталелитейном заводе и в слесарном деле знал толк. А сам он когда-то, ещё школьником, подрабатывал в автомастерской. Да многие из камрадов имеют опыт работы с железками. Германия — индустриальная страна.

Приём на работу прошёл мгновенно. Фридриху хватило одного ответа на его простой вопрос:

— Паять умеешь?

— Яволь! — такой опыт у Карла