— Через пару суток, может, и встанет, — философствует сержант, — а через пару часов?

— Они что, через два часа подойдут? — боец переполняется скепсисом и кивает в западную сторону. — Далековато они ещё.

Судя по временами доносящейся канонаде до фронта действительно не меньше восьми-десяти километров.

— А разведка? — сержант кривится от недомыслия подчинённого. — Хороший ты наводчик, Знобин, но тупой. А про авиаразведку ты тоже ничего не слышал? По уму мы вообще-то ночью должны всё делать. Просто не успеваем и звук мотора ночью далеко слышен.

— Не топчи траву, охламон! — покрикивает сержант на всё того же Знобина. Всему этих рядовых надо учить. Притоптанную траву намётанный глаз тоже заметит. И всё, плакала вся маскировка.

Бойцы при участии сержанта, Никитин никакой работы не чурался и большого начальника из себя никогда не строил. Они начали делать «дорожку» к роще метров за восемьдесят, где стояла их ЗСУ на базе Т-26. Сержант время от времени перекладывал шест длиной на ширину колеи. На ширину гусениц, чуть больше, двумя полосами под гусеницы, они срезали дёрн и откладывали в сторону. Пройдя несколько метров, возвращались и клали его на место. Полностью дорожку освободят только перед самым заездом установки в «гнездо». Потом обложат её частично дёрном с травой, частично просто пучками травы на куске маскировочной сетки.

Они дошли до половины, когда их позвали на обед.

С аппетитом уминая борщ, один из бойцов задумчиво говорит:

— Работай я так же дома, меня бы давно в передовики записали и в партию приняли.

— Ага, — соглашается ехидно Злобин, — и медаль «За трудовую доблесть» на широкую грудь прикрутили. А ты откуда, Паш?

Паша Ковалёв, пожалуй, чуть покрупнее широкоплечего Злобина, невозмутимый флегматик, отвечает только после порции вкусного борща.

— Курские мы…

— Это вы мужики хватские, семеро одного не боитесь? — Злобин уже опустошает второе, которое сегодня, на радость бойцам, на вермишели, а не перловке.

— Это вятские. У нас соловьи на всю Русь знаменитые, — отвечает Паша, когда собеседник уже теряет интерес к теме.

Сержанта эти сцены веселят до упаду. Подчинённого, который любит подначивать сослуживцев, время от времени надо ставить на место. И за что ещё ценил сержант своего наводчика, тот был не обидчив.

— Всегда ты меня веселишь, Знобин, когда Ковалёва засмеять пробуешь. У тебя такое лицо глупое, когда он на твою шутку через полчаса отвечает. Ты-то давно сам забыл, о чём речь. Как в анекдоте.

— Каком? — тут же оживляются все и в особенности Злобин, который уже вытряхнул в рот ягодки от компота.

— Едет на телеге семья эстонцев, — начинает сержант. — Отец и два взрослых сына. Один парень глядит на небо и говорит: «Скоро дождь начнётся». Через полчаса второй сын отвечает: «Не, не начнётся». Ещё через полчаса отец делает замечание: «Не ссорьтесь, горячие эстонские парни».

Бойцы заливаются смехом, оба. Через пару минут к ним присоединяется Ковалёв. Весёлая парочка хохочет уже над ним.

— Паша, врёшь ты всё! — толкает его в плечо Знобин. — Из Эстонии ты, а не из Курска!

— Из Курска он из Курска, — заливается смехом сержант, — будь эстонцем, он бы через полчаса засмеялся…

Дав подчинённым двадцать минут отдыха после обеда, сержант снова гонит свою команду на земляные работы. После обеда хорошо бы сиесту организовать, как итальянцы. Или тихий час, как в пионерлагере, но здесь вам не тут, здесь — армия, к тому же в состоянии войны.

— Так что, вперёд и галопом, — заканчивает краткое внушение сержант. — Ведро пота заменяет пролитый в бою литр крови. Так наш генерал говорит.

К ужину доблестный зенитный расчёт заканчивает все работы. Зенитка в «гнезде» замаскирована, на дорожке восстановлен травяной покров, ни одна разведка не обнаружит, пока не наступит на пушку.

— Ты говоришь, работать тебе тяжело, — пеняет Знобину сержант, — а вот сейчас узнаешь, почём фунт настоящего лиха.

Все сидят в «гнезде» в небольшом закутке сзади под маскирочной сеткой, густо «украшенной» пучками травы. Вернее, лежат и полулежат на густом слое пахучей травы и веток. Не на голой же земле им спать. Сбоку в «гнезде» ближе к переду ниша для известных дел свойственных всем живым организмам. Почти автономный схрон они выстроили.

— Что за лихо? — настораживается Знобин.

— Теперь мы два дня будем сидеть тут, ждать и не высовываться…

— А горячие обеды?

— Переходим на сухой паёк, — сержант хлопает рукой по рюкзаку. Знобин морщится. Поесть он тоже любил.

— И на кой хрен это всё…

— Танкоопасное направление, — неожиданно быстро реагирует Ковалёв. Знобин, ошарашенный небывалой скоростью реакции товарища, глядит на него молча.

* Приукрасил товарищ Сталин. Реально вряд ли меньше, чем 2:1 в пользу немцев. Потери в Прибалтике — не менее 70 тысяч, на Украине — не менее 100 тысяч, плюс 30 тысяч у Павлова. Суммарно усилиями всех фронтов, — тысяч 60-70 на Западном фронте, 30-40 на остальных, — вермахт понёс санитарные потери примерно в 100 тысяч. Хотя Геббельс, конечно, врёт намного круче.

Окончание главы 2.

Глава 3. Бои местного значения

13 августа, среда, время 17:15.

Местечко Мадона, штаб Северо-Западного фронта.

— Хорошо, что мне вас сразу не подчинили, — откровенничаю в кругу штабных офицеров. Кроме трёх высших командиров, начштаба, комфронта и корпусного комиссара, здесь начальники всех служб.

Считаю, мне крупно повезло с Ватутиным. Надёжный начштаба — половина успеха в любом деле. А сделать предстоит много. Николай Фёдорович, круглолицый и добродушный с виду мужчина, входит в число самых прославленных генералов Великой Отечественной. Вернее, войдёт. В послезнании есть огромное преимущество до сих пор, несмотря на то, что вся схема войны безвозвратно ухнула в тартарары.

— Товарищи! — обращаюсь ко всем. — Наверняка вы думаете, что мне повезло, что у меня была какая-то палочка-выручалочка или командиры подобрались сплошные таланты и гении военного дела. Всё не так, товарищи. Мы начали готовить свои войска к военным действиям за четыре месяца до войны. И до сих пор не останавливаем обучение. Боевые действия это тоже учёба, в котором немцы — наши жестокие и требовательные учителя.

Помещение вроде просторное, это учительская бывшей гимназии, но не рассчитанное на такое количество крупных и важных мужчин. Тесновато. На первый взгляд странное ощущение, помещение не маленькое, локтями не толкаемся. Думаю, дело в генеральских чинах. Каждый большой начальник распространяет вокруг себя ауру власти, которой тоже нужно место. Поэтому и ощущение тесноты, что нас, генералов, здесь много.

— Если говорить коротко, то мы сумели приблизить армию мирного времени максимально близко к режиму воюющей армии. Но! —