— Подожди минутку, — попросила тетя. — Я хочу, чтобы ты приподнялась немного.

Она подложила ей под спину взбитые подушки и велела:

— Закрой глаза. Это сюрприз, но очень приятный.

— Ты уверена? — Вирджиния вдруг испугалась. — Это случайно не какой-нибудь посетитель?

— Просто закрой глаза и доверься мне. Вирджиния послушалась. Она слышала, как тетя прошла в конец комнаты и тут же снова приблизилась к изголовью кровати.

— А теперь открывай, — скомандовала Элла Мэй. Вирджиния разомкнула веки и оказалась лицом к лицу с незнакомкой. Ей понадобилась какая-то доля секунды, чтобы понять, что тетушка держит перед ней большое зеркало. Затем ей пришло в голову, что она, должно быть, видит сон или на самом деле сошла с ума. На нее из зеркала смотрел кто-то, кого она раньше никогда не встречала. Эта девушка была, без сомнения, одного с ней возраста, с очень большими глазами на тонком худом лице, скулы слегка выделялись, подбородок резко обозначен, шея — длинная и изящная, а на плечах девушки лежали широкой волной мертвенно-белые волосы! Вирджиния очень долго все смотрела и смотрела на себя, а потом спросила изменившимся почти до неузнаваемости голосом:

— Это… действительно… я?

— Ты всегда была такой, — улыбнулась в ответ тетя. — Но, к несчастью, жир спрятал то, что должно быть молодым, симпатичным, гибким и легким, и вместо этого появилось нечто нелепое и уродливое.

Вирджиния поднесла к лицу руки.

— Посмотри на мои пальцы, — сказала она, — и на руки тоже. О, тетушка! Я бы ни за что не узнала себя. А что случилось с моими волосами?

— При воспалении мозга у больных часто седеют волосы, — объяснила тетя. — Но со временем цвет восстановится, когда ты снова будешь сильной и здоровой. Вот видишь, Вирджиния, какой хорошенькой девушкой ты оказалась в конце концов.

— Хорошенькой! Разве я могу быть хорошенькой? — удивилась Вирджиния, но глаза девушки в зеркале уже засветились слабым, недоверчивым огоньком радости. Это были темно-серые глаза с каким-то лиловым оттенком; глаза, окаймленные очень длинными темными ресницами. И тип лица, и маленький прямой нос, и изогнутые дугой брови, и гладкий лоб — все несомненно свидетельствовало о красоте.

— Я… не верю… — проговорила Вирджиния и вдруг, в первый раз за все время как пришла в себя, разразилась рыданиями.

Тетушка тут же убрала зеркало и, вернувшись к кровати, уложила Вирджинию на подушки.

— Я… не могу… в это поверить, — прошептала Вирджиния сквозь слезы. — Не могу… поверить.

— Но это правда, — успокоила ее тетя, — а теперь, Вирджиния, постарайся заснуть. Если ты разволнуешься, то я пожалею, что дала тебе зеркало.

— Сон — такая потеря времени, — пожаловалась Вирджиния. — Мне нужно еще о многом подумать. — Но она тем не менее уснула.

Прошло две недели. Вирджиния уже настолько окрепла, что могла сама гулять по саду. Как-то после прогулки она сидела на веранде, где ее тетя лущила горох на обед.

— Я дошла до леса и вернулась, — похвасталась Вирджиния. — И ничуть не устала.

— Не очень увлекайся этим, — предостерегла ее тетушка.

— Во мне ощущение такой легкости, что кажется, будто ветер сможет поднять меня и унести прочь на верхушки деревьев, — засмеялась Вирджиния.

— Ты слишком худая, — деловито заметила тетя. — У нас сегодня на обед цыпленок. И если ты не съешь большую порцию, я отошлю тебя обратно в постель.

— Ты не сможешь быть такой жестокой, — запротестовала Вирджиния. — Кроме того, я хочу с тобой о многом поговорить. Знаешь ли ты, тетя Элла Мэй, что меня так занимала моя внешность, что я даже не нашла времени обсудить с тобой мое замужество?

— Я тоже собиралась поговорить об этом, — призналась тетя. — Видишь ли, сегодня утром я получила письмо от твоего мужа.

— Ты получила письмо от маркиза? — не поверила Вирджиния.

— Да, — подтвердила тетя. — Но теперь он стал герцогом. И знай, дорогая, что ты — герцогиня!

— Вот уж кем я никак не хочу быть, — возразила Вирджиния. — Ты должна от него как-то отделаться.

— Он очень внимателен, — продолжила тетя. — Пишет мне каждый месяц, интересуясь твоим здоровьем.

— Стоило ли беспокоиться? — удивилась Вирджиния. — Он получил деньги — те, которые мама заплатила за мой брак с ним, да и все остальные может забрать, если пожелает. Меня это не интересует. Пусть заберет все.

— И об этом я тоже хотела с тобой поговорить, — сказала Элла Мэй. — Теперь, когда твоя мама умерла, ты сознаешь, что ты стала одной из самых богатых молодых женщин в Америке?

— Мне все равно, — равнодушно заметила Вирджиния. — Мне не нужно больше того, что у меня здесь есть. Тетя Элла Мэй рассмеялась.

— Такое счастье недолгое. Жизнь в этом доме скоро тебе покажется очень ограниченной, однообразной.

— И ты тоже так думаешь? — спросила Вирджиния. Тетя улыбнулась и покачала головой.

— Конечно же нет. Это мой дом. Я пришла сюда, когда вышла замуж, и поначалу мы были очень бедны.

Твой отец отлучил меня от семьи, потому что я вышла замуж по любви.

— О, тетя! А он жив? — спросила Вирджиния.

— Нет, дорогая, он умер два года тому назад. Вот почему я даже обрадовалась, когда настала необходимость за тобой ухаживать. Мне было очень одиноко без мужа. Детей у нас не было, а тут как будто появился ребенок — все те дни, когда ты лежала беспомощная, нуждалась во мне и полностью зависела от моего ухода за тобой.

— Все те дни! — машинально повторила Вирджиния. — Я никогда не спрашивала, тетя, но сколько же я здесь пролежала?

— Год и два месяца, — ответила Элла Мэй. Вирджиния пришла в ужас.

— Так долго! И я тебя не узнавала?

— Нет, дорогая, но зато теперь ты узнаешь, и это самое главное. Немногое в жизни принесло мне такую радость, как видеть тебя такой, какая ты сегодня.

Вирджиния взглянула на старомодное ситцевое платье, которое было на ней. Его пришлось одолжить у тетушки, но даже после того как платье ушили, оно было слишком широким в талии.

— Хорошо, что у тебя нашлось платье для меня, — сказала она и добавила:

— Одно я решила твердо, тетя. Я останусь здесь с тобой, то есть если, конечно, ты мне позволишь. Единственно, на что годятся мои деньги — это обеспечить нашу жизнь.

— Я не возьму твоих денег, — резко произнесла Элла Мэй. — Ни цента. Я еще отцу твоему заявила, когда он меня отлучил от семьи, что сама себя обеспечу и никогда у него не попрошу ни одной монеты. Я сдержала слово и не собираюсь нарушать его даже ради тебя.

— Не хочешь ли ты сказать, что тратилась на меня все это время? — спросила Вирджиния.

— Ты не требовала больших расходов, — улыбнулась тетя. — И если у тебя не было того комфорта, какой мог бы быть в дорогой лечебнице, то, по крайней мере, я выходила тебя своими средствами.