— Ты мой, — часто говорил отец. — И я тебя не брошу.

Когда-то носить талисман было простой формальностью — все равно что держать старшего за руку при переходе через улицу. Ник свой терпеть не мог.

Талисманы были похожи на индейские «ловцы снов», украшенные косточками, кусочками кристаллов вместо бусин, припорошенные солью и заклинаниями. Отец покупал их на лотках Ярмарки Гоблинов, как другие отцы — сахарную вату. В восемь лет носить на шее здоровущее колесо казалось верхом идиотизма, и к тому же было ужасно неудобно. Талисман постоянно натирал кожу, постоянно горел. В том месте, где он касался груди, остался бледный серебристый шрам.

Теперь Ник знал, зачем его носит. И все равно раздражался: в этом он пошел в мать. Раньше Ник забывал его, где только мог: на тумбочке, в ванной, а Алан неизменно находил и заставлял надевать.

Той ночью, когда отец принес Ника прямиком в западню, его талисман валялся на заднем сиденье машины. Колдуны их опередили: обрисовали дом кругом, который вспыхнул в трех местах, стоило шагнуть за порог. Тремя огнями — вершинами Бермудского треугольника. Символа смерти.

Отец бережно спустил Ника с рук. Все переглянулись, понимая, что это означает. Разорвать круг было равносильно гибели. Их поймали всем скопом, как стадо в загон. Оставалось прийти и скрутить по одному без борьбы.

Отец не суетился. Ник, не соображая, что происходит, смотрел, как он сел перед Аланом.

— Будешь приглядывать за мамой и братом. Поклянись, что не отступишь.

— Клянусь, — прошептал Алан.

— Молодец, — сказал папа и поцеловал его один раз, в лоб.

Потом взял за плечи, посмотрел ему в глаза, и через мгновение выбежал из круга. На глазах у семьи он вспыхнул и сгорел, съеживаясь и проседая вовнутрь, как уголь от тычка кочерги. Через миг от него осталась лишь груда пепла и пустота.

Отец дал им шанс убежать, но спасителем был Алан. Он схватил Ма за руку и спросил Ника, есть ли у него талисман. Ник в точности помнил, что тогда чувствовал: он едва понимал суть вопроса, растерял все слова и сумел только помотать головой. Алан остановился и стянул через голову тесемку.

— Возьми мой.

Колдуны лежали в засаде, держа наготове демонов. Миг — и от них кругом стало тесно: птицы кидались в лицо, под ногами расползался лед, языки пламени щелкали бичами из ниоткуда. Один из них пролетел сквозь черную гриву Ма. Она всхлипнула и благодарно схватилась за талисман. Другой хлестнул Алана по ноге, и тот закричал. Ему пришлось опереться на Ника, чтобы добраться до машины. Пока Алан говорил Ма, что делать, куда ехать, по его лицу катились слезы. Они гнали в Шотландию, не останавливаясь даже на ночлег, и только через несколько дней Алан решил, что можно пойти в больницу. К тому времени инфекция успела повредить мышцы.

Больше Ник никогда не снимал свой дурацкий талисман, какие бы неудобства ни испытывал. С тех пор они с Аланом остались одни. Ма была почти не в счет.

Прошло восемь лет. Они постоянно скрывались, едва успевая прокормиться, едва ухитряясь убежать, когда их загоняли в угол. Восемь лет… а Алан — этот идиот — так и не усвоил, что нельзя отдавать талисман другому!

Как только Мэй и Джеми ушли, Алан взбежал по лестнице к Ма, бормоча что-то насчет «покормить». Трус. Знал же, что Ник не может за ним пойти. Ма неделю будет сама не своя, если он хотя бы покажется в ее комнате. Особенно в плохие дни.

Хорошо хоть было время подготовиться к переезду. Колдуны потеряли одного из членов, да и нападение с воронами и туманом наверняка истощило их силы. Ник, впрочем, знал, что лучше сидеть дома на случай новой атаки.

Тем не менее, он вышел поупражняться с мечом. Во-первых, нужно было долго тренироваться, чтобы клинок двигался как продолжение руки, а во-вторых, в нынешнем расположении духа он почти надеялся встретить врагов. Пусть только попробуют явиться…

Ночной ветер скользил по голым рукам, пока Ник приседал, увертывался и разил, целя в сердце невидимой тени. Его немногие учителя говорили, что главное — знать приемы, но Нику всегда нужно было представлять противника. Такого, которого хотелось бы уничтожить, и как можно болезненнее. Чтобы обучиться как следует, он должен был представить себе самого страшного врага. И быть опаснее его.

Тем более сейчас, когда его увечный дурак-братец явно решил расстаться с жизнью. Ник боролся с тенью и вспоминал о ночи, когда погиб отец. Домой он вернулся уже после четырех утра, скидывая по пути рубашку. Ткань отсырела на росистой траве и теперь липла к влажной от пота коже. Алан жарил на кухне яичницу.

— Помнишь миссис Гилман, позапрошлую соседку? — спросил Алан. — Она подглядывала за тобой в бинокль, когда ты упражнялся. Прости, что не говорил.

Ник брякнул мечом, кладя его на сушилку у раковины.

— Почему, Алан?

— Видишь ли, ей было больше шестидесяти. Я подумал, тебе это не понравится.

Ник промолчал. Он смотрел на Алана с окаменевшим лицом и тянул паузу, точно ковровую дорожку, чтобы тот продолжал.

— Слушай, им нужна была помощь, — выпалил брат. — А получить ее было не от кого, кроме нас. Я знал, что Оливия может изготовить новый талисман за пару минут, вот и решил отдать его Мэй, а себе взять…

— Не ври мне.

Лопатка перестала скрести по сковороде. Ник скрестил на груди руки и стал ждать.

— Не понимаю, о чем…

— Проблема была у парня. А талисман ты отдал девчонке. Не делай вид, что не хотел ей что-нибудь подарить. Порисоваться — какой ты умный и заботливый. В оккультном смысле.

Кончики ушей Алана отчаянно покраснели.

— Может, ты и прав, — признался он.

— Не «может», а точно.

Алан замолчал, а потом упрямо расправил тощие плечи.

— Да, я хотел произвести впечатление, но и помочь тоже. Талисман защитит ее. Что такого, если я хотел ей понравиться?

В беспощадном желтом свете кухонной лампы Алан выглядел устало. Ему бы спать, а не стоять у плиты и нервничать.

— По мне, так без разницы, нравишься ты ей или нет.

Опять этот старый спор из-за девчонок. Алан вздохнул, а Ник уставился в окно, где ночные тени бледнели в преддверии зари.

— Успокойся. Я знаю, ты волнуешься, — сказал Алан. — Не надо. Скольких мы видели с метками первого яруса? И сколько при нас удаляли? Чем моя хуже?

Ник отвернулся от окна к брату.

— Твоя — дело другое. Потому, что ты — это ты.

На миг Алан показался страшно счастливым. Ник понял, что он принял его слова за такую же слезливую чепуху, которую постоянно нес сам. Ник имел в виду только то, что сказал. Хорошо хоть Алан не стал по этому поводу суетиться. Пусть верит, что братец сказал приятную глупость, только бы не устраивал сцен.

— Вот, получай свой ужавтрак, — произнес Алан. — И начнем собираться.