Они барабанили в стену (метафорически). Мы не обращали на это внимания. Они разозлились.

Начали спорить, пакостить, драться.

«Ладно! – сказали мы. – Вы хотите море? Получайте. Все, до последней морской звезды!»

Мы перебрались на сушу – тогда она была достаточно заболоченной. Там мы построили гигантские монолитные сооружения, которые затмевали горы.

Знаешь, Уотли, почему вымерли динозавры? Это мы их уничтожили. Устроили барбекю.

Но эти умничающие зануды так и не оставили нас в покое. Они хотели передвинуть Землю поближе к Солнцу. Или, наоборот, подальше от него… Я не уточнял. А потом мы снова очутились под водой.

Тут полагается смеяться.

Древним тоже досталось. Как и все их творения, они терпеть не могли сухость и холод. И вдруг оказались в Антарктиде, безжалостно сухой и холодной, как затерянные равнины трижды проклятого Лэнга.

На этом сегодняшний урок окончен, Уотли.

И, пожалуйста, попроси кого-нибудь покормить этого злосчастного шоггота!

III

(Проанализировав содержание и длину предыдущих глав, профессор Армитаж и профессор Уилмарт пришли к выводу, что в этой рукописи не хватает как минимум трех страниц. Я с ними согласен.)

Звезды изменились, Уотли.

Представь, что твою голову отделили от тела. И вот она – жалкий кусок плоти – лежит на холодной мраморной плите, задыхаясь и моргая. Вот как мы себя чувствовали. Вечеринка закончилась.

Это нас убило.

Теперь мы ждем здесь, внизу. Ужасно, да?

Да ничуть! Плевать мне на этот неназываемый ужас. Я умею ждать.

Сижу, объятый смертным сном, и наблюдаю, как возвышаются и рушатся муравьиные империи людей.

Однажды – может, пройдет один день, а может, больше времени, чем в силах вообразить твой жалкий умишко, – звезды сойдутся, и наступит эра разрушения: я восстану ото сна и буду вновь править этим миром.

Погромы и оргии, кровавые пиры и черные мессы, вечные сумерки и вездесущие кошмары, крики мертвых и не мертвых, песнопения верных.

А потом?

Когда эта планета превратится в ледяной булыжник, вращающийся вокруг погасшего Солнца, я покину ее. И вернусь домой, где кровь каждую ночь обагряет лик луны, разбухший, как труп утопленника. Я снова впаду в спячку…

А потом буду спариваться и, наконец, почувствую, как внутри что-то шевелится. Как малыш прогрызает в моей утробе путь к свету.

Хм.

Ты все записал, Уотли? Хорошо.

Ну, вот и все. Повествование окончено. Угадай, чем мы теперь займемся? Точно! Покормим шоггота.

…старше первородного греха, и голова у него была белее белого. Ему хотелось умереть.

Малорослые обитатели пещер Севера не знали его языка, они говорили на собственном наречии, напоминавшем птичий щебет, и совершали непонятные ритуалы, когда не были заняты повседневной работой.

Раз в год, несмотря на его протесты и рыдания, они изгоняли его в Бесконечную Ночь. За одну эту ночь он должен был проведать каждого в мире ребенка, оставив возле кроватки один из невидимых даров пославших его карликов, покуда детишки спали в ледяных объятиях времени.

Он завидовал Прометею и Локи, Сизифу и Иуде[4]. Его наказание было суровее.

Ох. Хо. Хо.

Несколько лет назад все животные ушли. Однажды мы проснулись, и их нигде не было. Даже не оставили записки и не попрощались. И мы так и не выяснили, куда они подевались.

Нам их не хватало.

Некоторым из нас показалось, что наступил конец света, но ведь нет! Просто больше не стало животных. Ни кошек, ни кроликов, ни собак, ни китов, ни рыб в морях, ни птиц в небесах.

Мы остались одни.

И мы не знали, что нам делать.

Какое-то время мы бродили, потерянные, и тогда кто-то сказал: то, что у нас больше нет животных, еще не повод менять нашу жизнь. Не повод менять пристрастия в еде или не проверять больше продукты, что могут причинить нам вред.

В конце концов, у нас ведь есть младенцы.

Они не умеют говорить. Почти не двигаются. Младенцы – это отнюдь не разумное, не мыслящее существо.

Мы делали младенцев.

И мы их использовали.

Одних мы ели. Мясо младенцев нежное и сочное.

Мы сдирали с них кожу и шили из нее одежду. Кожа младенцев мягкая и приятная.

А на других мы ставили опыты.

Мы приклеивали им веки, чтобы глаза не закрывались, и капали в них моющие средства и шампуни, по одной капле за раз.

Мы наносили им раны и обливали кипятком. Мы их сжигали. Мы обездвиживали их и вживляли им в мозг электроды. Мы делали им прививки, замораживали и облучали.

Младенцы дышали нашим дымом, а в их венах текла смешанная с лекарствами и наркотиками кровь, пока дыхание у них не прерывалось, а кровь не переставала циркулировать.

Конечно, нам было нелегко, но это ведь необходимо.

Никто не может этого отрицать.

Раз животные исчезли, что нам оставалось делать?

Некоторые, конечно, возмущались. Но так всегда и бывает.

И все вернулось на круги своя.

Только…

Вчера исчезли все младенцы.

И мы не знаем, куда они подевались. Мы даже не видели, как они уходили.

Мы понятия не имеем, что будем без них делать.

Но что-нибудь придумаем. Люди изобретательны. Именно это ставит нас выше животных и выше младенцев.

Выход мы обязательно найдем.

Миссис Уайтекер нашла Священный Грааль; он лежал внизу, под шубой.

Каждый четверг она отправлялась днем на почту, за пенсией, хоть ноги были уже не те, и на обратном пути ей приходилось заворачивать в «Оксфам» и заодно покупать себе разную ерунду.