— Вы видите, что он собой представляет, и все же советуете исполнять свой долг? Похоже, вам виднее. Поистине мужская точка зрения.

Глаза Макса чуть сузились.

— Я последний мужчина, кому близка чисто мужская точка зрения. Я люблю женщин.

— Судя по слухам, это именно так.

— Я не собираюсь извиняться за свой образ жизни, раз и навсегда запомните это. Кроме того, сейчас вы рассержены и сами не знаете, что делаете. Но советую сто раз подумать, прежде чем очертя голову решиться на то, о чем вы позже пожалеете.

— А вот это еще неизвестно.

Макс тяжело вздохнул:

— Какой удар для моей столь редко пробуждающейся совести!

Ей сразу стало легче.

— Значит, вы отвергаете меня не потому, что я совсем не нравлюсь вам?

— Скорее наоборот.

— Я рада, — улыбнулась княгиня.

Ему внезапно показалось, что она стоит чересчур близко; в ноздри ударил ее запах, взору открылись невинность и красота, столь сладостные, что захотелось испить мед ее уст.

— В таком случае соглашайтесь хотя бы на прогулку, — тихо попросила она.

«Таким голосом, должно быть, упрашивала Адама Ева», — подумал он, из последних сил пытаясь сопротивляться.

— Нам не следовало бы…

— Не обязательно забираться далеко.

Она сама не знает, что говорит! И это в то время, как его терзает единственная мысль — забраться как можно дальше…

— Мое общество довольно опасно, — проворчал он.

— Возьмем моего грума.

Любовь втроем?

Господи, о чем он только думает!

— Для соблюдения приличий? — осведомился Макс.

Кристина чуть подняла брови.

— Если вам так уж необходимо.

Ах, ему необходимо совсем иное!

— Вы чертовски соблазнительны, и знаете это.

— Ошибаетесь. Не знаю. Никогда не думала о мужчинах… с этой точки зрения.

— Весьма польщен.

— И все же отказались.

— Душевная чистота всегда устрашала меня, — шутливо пояснил он.

— Возможно, мне следует постараться быть не столь чистой духом.

— Пожалуйста, не надо! — воскликнул он, протестующе вскинув руки.

— Ясно.

— Сомневаюсь хотя бы потому, что никак не могу разобраться во всем, что происходит.

— Насладимся по крайней мере утренней прогулкой. Не возражаете, если я позову Дитера?

— Ничуть, — медленно протянул он и мысленно добавил: «Не повредит, если ее грум будет держаться рядом». — Жаль зря тратить такой прекрасный день.

— Тем более что мы оба уже встали и оделись, — добавила она, любуясь игрой солнечного света, зажегшего синеватые отблески в его черных как смоль волосах.

— Так зачем создавать лишние трудности? — усмехнулся он.

Ответная улыбка Кристины ослепляла.

— Совершенно согласна.

И на этой гармоничной ноте Макс велел привести лошадей, позвать грума, и вскоре они уже мчались галопом по покрытым инеем полям.

Несмотря на заверения Кристины, они проскакали довольно значительное расстояние, потому что утро выдалось прекрасным, лошади застоялись и теперь летели стрелой, и оба отдались редкостному ощущению радости бытия. Тремейн рвался вперед после долгого путешествия в фургоне из самого Лондона, а огромный вороной жеребец Макса ни на шаг не отставал. Кристина была искусной наездницей, и под ее умелой рукой Тремейн грациозно и без малейших усилий брал препятствие за препятствием. После того как была штурмом взята особенно высокая живая изгородь, Макс почтительно отсалютовал Кристине. Она в ответ помахала рукой и крикнула:

— Поскачем наперегонки до Дигби!

Они полетели по полям. Специально обученные гунтеры[1]шли голова в голову, оставив Дитера далеко позади. Где-то слышался звон церковного колокола, серебром разливающийся в ясном морозном воздухе, и Кристина, впервые за много лет, почувствовала себя восхитительно живой. Маркиз же, и без того живший полной жизнью, ощущал непривычное довольство собой и всем окружающим.

Они улыбнулись друг другу, словно два заговорщика, единственные в мире испытавшие благословенное чудо бытия.

Вскоре они поднялись на невысокий холм, и Макс, показав на скопление зданий внизу, прокричал:

— Приглашаю вас на завтрак!

— С удовольствием!

— Проигравшему придется сидеть за ужином рядом с леди Моффет!

Кристина подстегнула Тремейна, и они ринулись со склона. К сожалению, когда впереди уже виднелась мощеная улица, жеребец Макса вырвался вперед и обогнал Тремейна шагов на шесть. Только сейчас Кристина сообразила, что Макс, должно быть, все это время сдерживал вороного, судя по тому, как тот без всяких усилий вырвал у нее уже близкую победу. Но тем не менее она наслаждалась бешеной скачкой и, когда взмыленные лошади перешли на шаг, бросила на него лукавый взгляд:

— А я-то думала, что джентльмен всегда уступает выигрыш даме.

— Прошу прощения, — ответил Макс, — но у меня была достаточно веская причина.

— Но почему вы так уверены, будто именно вам выпадет сегодня вечером быть соседом леди Моффет?

— Она успела сообщить, что считает меня прекрасным собеседником, и именно поэтому потребовала посадить нас рядом.

— Понятно, — весело сверкнула глазами Кристина. — Ваше обаяние безгранично.

— Ничего подобного. Обаяние тут ни при чем. Все дело в моем молчании. Леди Моффет предпочитает звук собственного голоса.

— И поэтому я должна вас спасти.

— Придется. В конце концов вы проиграли!

— Да вы попросту знали, что Тремейну не выстоять против вашего черного зверя. Но я великодушна. Мало того, моя мать и леди Моффет — закадычные подруги.

— Превосходно. Я, разумеется, отплачу вам за добро.

— Как мило, — гортанно промурлыкала она. Глаза Макса снова сузились.

— Я имел в виду… увлекательную беседу или что-то в этом роде. Общение, видите ли…

— Я именно об этом и толковала. Насчет общения…

— А я думал, — сардонически усмехнулся он, — сделать вам подарок. Например, цветы…

— Или нечто совершенно противоположное. Ваша способность делать определенные подарки буквально вошла в легенду.

— Да, но только не женщинам, чья единственная цель — отомстить мужу.

— А вы обычно сначала расспрашиваете о целях и намерениях? — едко бросила она. — Сомневаюсь, что я единственная руководствуюсь подобными мотивами.