— Мя, — виновато накрывает лицо лапой.

— То-то же. Такс, что у нас есть? — открываю дверцы навесных шкафов.

Наливаю себе горячий чай, Степану Васильичу воды в миску. Делаю бутерброд с маслом и булкой для себя, а кошаку вскрываю консервную банку с килькой в томате, заныканную мною на черный день.

Так и завтракаем.

Когда на часах время стремится к половине девятого, оголтело несусь в ванную, чтобы нанести рабочий макияж. Надеваю парик, униформу и подготавливаю комнату. Убираю все ненужные вещи, распихивая по комодам, задергиваю темные шторы и достаю рабочие материалы. Осматриваю гостиную, когда раздается звонок в дверь.

— По местам! — бросаю коту и деланно нахмурив брови, иду открывать.

Глава 5. Потомственная гадалка в седьмом поколении

— Что-то не торопится твоя Белладонна открывать, — широко зевнув, изрекаю.

Привалившись к лестничным перилам, лениво разглядываю дверь: китайская дешевая поцарапанная консервная банка, которую при желании можно вскрыть ножом. За такие бабки, которые она гребет, можно было и получше поставить. Или это спецом для таких, как моя ба и Агнесса Марковна, демонстрация скромного жилища? А сама, наверное, эта аферистка живет где-нибудь на Рублевке.

— Не зуди, — песочит ба.

Оглядываю Рудольфовну: приоделась, губы накрасила, сумочка в тон молочным сапогам, на бледно-голубое пальто брошь прицепила. Шляпки только с цветами не хватает и точно была бы как Королева Елизавета.

Слышу звук проворачиваемого замка.

Подбираюсь.

Дверь со скрипом отворяется, встречая нас темнотой.

Смотрим с ба в пустоту.

Это, типа, нам открыли врата ада?

Входить или что?

— ХоспАди?! — ба отшатывается и прикладывает ладонь к сердцу, когда неожиданно в проеме появляется мрачная фигура.

Женская.

— Нет. Белладонна, — представляется низким голосом. — Входите.

Отворачивается и бесшумно скрывается в потемках квартиры.

Рудольфовна перекрещивается, а я прыскаю в кулак.

Входим.

Закрываю за собой дверь и улавливаю сладкий запах аромосвечей. Удивительно, что не какими-нибудь дурманящими сознание травами.

На стене в узкой прихожей прибиты два крючка, и мы с моей спутницей решаем, что они для верхней одежды.

Бросив на меня настороженный взгляд, Рудольфовна опасливо шаркает в сторону комнаты, из которой исходит тусклое свечение. Иду следом за прижимающей к груди сумку ба.

Несмотря на достаточно солнечное утро, в квартире темно. И причина тому плотные задернутые на окне шторы в комнатушке, в которую мы входим. Эту кладовку сложно назвать комнатой, когда ее стены стремятся сдавить со всех сторон, а количество барахла грозит обрушиться, как лавина с горы.

Ну и бардак.

Вожу глазами по комнате, примечая старый диван и потрепанную годами мебель. Небольшой стеклянный буфет, забитый антикварными статуэтками и фаянсом, комод, на котором наставлена куча каких-то пробирок, несколько зажжённых свечей, прибитый к стене ковер и круглый стол, за которым сидит, видимо, та самая Белладонна.

Не богато.

Но больше всего мое внимание привлекает антураж. Красота! На шторах гирляндой протянута веревка, с которой свисают искусственные летучие мыши. Задираю голову и смотрю на хрустальную люстру: огромный, черный, жирный паук пристроен на перекладину, и от сквозняка шевелит резиновой лапой. Оглядываю помещение и замечаю, что таких пауков здесь рассажено много.

Мне приходится сжать губы до посинения. Это мероприятие уж слишком напоминает что-то среднее между ведьминским шабашем и утренником в детском саду, где для инсталляции насобирали всякого барахла.

Потираю руки в предвкушении. Мне уже нравится эта буффонада. Даже сон как рукой сняло.

— Присаживайтесь, — легким взмахом руки Белладонна указывает на два стула перед собой.

Выдвигаю табурет для Рудольфовны и помогаю усесться. Следом приземляюсь сам.

Теперь у меня есть возможность получше разглядеть шарлатанку. Блюдо с плавающими в воде свечами, установленное в центре стола, прекрасно дает мне эту возможность.

Белладонна сидит с опущенными глазами, сложив на краю стола руки, словно читая про себя молитву. Или заклятие. Или проклятие. А, может, вообще спит.

А она молодая.

Я почему-то думал, что такой ерундой занимаются леди постарше, уморённые житейским опытом или, как минимум, закончившие факультет психологии.

Темные волосы спадают на плечи и переливаются неестественным блеском. Я не могу рассмотреть лица, но мне виды лишь ее яркие темно-бордовые губы, близкие к черным.

Объемный грязно-коричневый балахон начинается от шеи и скрывает все тело, оставляя свободными только кисти рук, усыпанные перстнями с огромными камнями. Приглядываюсь и вижу засохший клей. Эти бутафорские дешевки неоднократно приклеивались в дигель.

И я вновь прикрываю губы кулаком, чтобы не выдать свой ржач. Рудольфовна пихает меня кулаком в предплечье и смотрит порицательно.

Белладонна поднимает медленно руку и перебрасывает волосы с левого плеча на правое, открывая для нас вид на сидящего на плече мохнатого паука.

И я не выдерживаю. Маскирую смех под сдавленный кашель, получая еще один тычок под ребра. Не могу отвести взгляда от паука, который, видимо, должен служить для устрашения, но вызывает приступ истерики. Этот приступ усугубляется поблескивающей сережкой в ухе в виде жабы.

Мать честная, где она нашла всю эту дрянь? На распродаже в «Фикс прайсе» после Хэллоуина?

— Кого будем читать? — голосом из преисподней каркает Белладонна. Теперь уже чуть не оббосываюсь я. Ее глаза по-прежнему опущены вниз.

— Можно Булгакова, — сквозь смех выдавливаю, намекая на салат из мистики и сатиры его произведений.

Резко меня припечатывает к спинке стула. Я совершенно не ожидаю, как после моих брошенных в шутку слов, эта прохиндейка распахивает глаза и прицельно смотрит прямо на меня. Жесть. Ее черные глаза пугают не только меня, но и бабулю. Радужка слилась с зрачком. Контур глаз жирно обведён черным карандашом.

— Господи милостивый, — Рудольфовна вновь перекрещивается.

Не то слово, ба.

Белладонна смотрит в упор широко распахнутыми черными углями, а потом вскакивает с места.

— Кхм, кхм, — кашляет. — Минуточку, подождите. Пожалуйста. В горле запершило, — ее голос меняется, становясь похожим на человеческий.

Женщина стремительно уносится из комнаты, оставляя нас с ба вдвоем.

— Чувствуешь? — шепчет Рудольфовна, наклонившись ко мне и озираясь.

— Что именно?

— Сильную энергетику, — обмахивается платком ба.

— Тебе просто душно, потому что здесь реально нечем дышать. Отопление шпарит, а окно закрыто, — спешу образумить бабулю.

— Тихо ты, — шикает на меня Рудольфовна и выпрямляется, когда в комнату входит Белладонна.

— Итак, — чопорно садится за стол, укладывая кисти в перстнях по краям стола. — Приступим, — опять тем же низким горловым голосом. — Что привело вас ко мне? С какими трудностями столкнулась