— Так, ваше императорское величество, — виконт склонил голову. — Но океан большой, и Испания не в состоянии его освоить в полной мере. Его величество велел передать вам, ваше императорское величество, что предлагает вам заключить соглашение. Те корабли, что отобраны вам в качестве приданого Филиппы-Елизаветы, войдут в состав флота, отправленного его величеством для исследования океана, с установлением контроля над открытыми островами. Совместная экспедиция, ваши корабли под российскими флагами, разумеется с командой, сформированной вами лично, ваше императорское величество. Взаимопомощь двух великих держав, это ли не то, чему учит нас сама основа христианства?

— Гуртом и батьку бить сподручнее, — проговорил я по-русски и усмехнулся. Людовик слишком ветренен и слишком… ну, скажем, он многое недопонимает. А вот Елизавета дурой могла прикидываться, но таковой не являлась, и подобная идея вполне могла прийти в ее белокурую голову. Людовик же слишком зависим от мнения своих фавориток, слишком. Знаменитая мадам Помпадур, с чьей подачи он творил какую-то дичь несусветную, классический тому пример. Кардиналу Флери — вообще плевать на какой-то там океан, а вот мне нет. Я встал и подошел к висящей на стене карте, которая была неполной, но суть отображала правильно. Взяв грифельный карандаш, их немцы вовсю делали, но я пока не давал команду для копирования и распространения, потому что у них не было слишком широкого использования, а для личных нужд я вполне мог позволить себе их купить, я очертил линию, которая включала в себя так называемую Полинезию. Филиппины пока за испанцами, и биться за них я, если честно не собираюсь, во всяком случае пока. Но при случае буду, особенно, если Филиппок не успокоится. Про то, что может случиться самое страшное, я старался не думать. Это будет весьма символично: Филиппины — Филиппа. А вот все остальное, пока бесхозно, и я не борзею, заявляя права на Полинезию, Франции и так много чего остается: Меланезия, Микронезия и Австралия. — Если мы придем к соглашению, то вот это, — я указал на острова, включенные в Полинезию, — мое, все остальное — его величества короля Людовика.

— И еще одно условие, ваше императорское величество, — виконт вскочил и подошел чуть ближе ко мне, но выдерживая расстояние, положенное по протоколу. — Это соглашение должно оставаться тайным.

— Разумеется, — я согласно кивнул, думая про себя, каким образом Людовик собирается сохранить в тайне оснащение флотилии из более чем двадцати вымпелов? — Жду вас с подготовленным вариантом соглашения ровно через неделю, к этому времени небольшой презент для вашей королевы будет должным образом приготовлен, — виконт раскланялся, и поскакал к двери. Я так и думал, что он уполномочен заключать подобные договора. Правда, я думал о другом применении этих кораблей, но так даже лучше, меньше возни с перевозкой, потому что их все равно до Каспия перевозить, разобрав на части бы пришлось. К тому же мне на Каспии даже не они сами нужны, а их пушки. Ну ничего, что-нибудь придумаю, времени немного есть, чтобы придумками заниматься.

— Митька! — заорал я, когда дверь за виконтом закрылась. Надо какой-нибудь звонок придумать, а то надоело уже вот так орать.

— Да, государь Пётр Алексеевич, — Митька — сама невозмутимость. Словно и не хлестал недавно государя своего веником по спине.

— Демидова когда позвал?

— Вечером, в пять часов пополудни, — Митька отвечал ровно, четко, преданно глядя в глаза. Вот зараза же такая, знает, шельма, что рука не поднимется, вот и творит произвол. Хотя, конечно, спасибо им с Петькой, что не бросили и, не боясь на опалу нарваться, в норму привели.

— Где Шереметьев?

— В приемной дожидается, — Митька улыбнулся краешками губ.

— Тащи его сюда, да вели завтрак нам подать, а то я что-то жрать хочу. И когда вести из Новодевичьего придут, сразу ко мне, — отдав распоряжения, я сел за стол, гипнотизируя карту. Синод взвоет, когда я его прессовать начну. Но ничего, у меня на них есть управа — вон с экспедицией отправятся, аборигенов Гавайев в православие наставлять. Очень почетно в наше нелегкое время быть миссионером, так что пущай стараются. Одни уже уехали, так долгополые притихли, даже что-то хорошее и полезное делать начали, школы начальные до ума довели. Вот, ежели пасть откроют, когда я предложу проект реформы монастырей, так следующая партия очень почетных миссионеров гораздо большая, чем с Долгоруким отбыла, в путь отправится. Со всем почтением и целованием крестов мною лично.

Вошел Петька, таща огромный поднос, заполненный снедью. Я едва успел чернильницу убрать, когда поднос с грохотом был поставлен на стол.

— Что у тебя с почтой голубиной? — задал я вопрос, пока Митька, зашедший следом, расставлял приборы.

— Ничего. Голубей нет, — Петька развел руками. — Чтобы их подготовить время надобно, а у меня его почитай, что и не было. Но я успел ажно до Петербурга доехать, чтобы все разузнать. А вот ежели твой шар Эйлер до ума доведет и заставит его летать куда нам надобно, тогда и никаких голубей не понадобится.

— Не доведет, — я протер лицо, пытаясь прогнать остатки похмелья. Голова варила не на полную катушку, хорошо еще, что при разговоре с французом удалось сосредоточиться. — Бакунин где?

— Так едет. У него ни крыльев, ни шара нет, чтобы так быстро долететь, — Петька бухнул себе на тарелку каши, видать, возясь со мной тоже не позавтракал. — А почему не полетит?

— Там газ нужен, пара не хватит. И газ особенный, — я зевнул, даже не слишком понимая, что говорю, и лишь потом наткнулся на пристальный Петькин взгляд. — Что ты на меня так смотришь, словно я девка красная.

— Ничего, — Петька быстро отвел взгляд. — На встрече с Демидовым позволь присутствовать.

— Присутствуй, ежели желание такое появилось, — я махнул рукой и принялся за завтрак.

* * *

Лерхе стремительно вошел, буквально ворвался в комнату своей высокопоставленной пациентки. Вообще-то, это была как бы келья, но очень сильно похожая на королевские покои. Покосившись на приоткрытое окно, лекарь подошел к кровати больной и сел на стоящий рядом стул. После чего потер руки одну об другую и, когда они стали теплыми, дотронулся до лба испуганно глядящей на него Филиппы. Жар был, но Лерхе не сказал бы, что слишком сильный. Вот только, после того как появляются пустулы, жар обычно уходит, а здесь не ушел, да и пустулы какие-то не такие, ну совсем на оспенные не похожи. Он внимательно разглядел одну на сгибе обнаженной руки, которую девушка вытащила из-под одеяла.

— Жарко, — пролепетала она. — Я окно приказала приоткрыть, потому что сильно жарко.

Лерхе кивнул и в который раз покосился на окно. Свежий морозный воздух наполнял комнату, и в ней вовсе не пахло болезнью. Обычная комната молодой особы. А вот то, что жар немного спал именно благодаря открытому окну, он почему-то был уверен. А уверенность эту ему придавали наблюдения, которые он делал, пользуя раненных солдат: они лучше переносили и болезни, и ранения, когда все еще находились в полевых условиях, на воздухе, и гангрен у них развивалось меньше, чем тогда, когда их увозили в душные не проветриваемые госпиталя. Обо всем этом Лерхе думал, считая пульс Филиппы. Пульс как пульс, немного ускорен, да и только.