Ева успела на пару сантиметров перерасти ее, — у тебя точно все нормально? Ты выглядишь так, будто Исаев тебя насиловал. Ты… сама ему даешь, ведь да? Он тебя не заставляет? Ну-ка, посмотри на меня. Он не применяет к тебе никаких чар? Хотя в таком случае ты бы мне все равно не смогла сказать… — пробормотала она, разговаривая скорее с собой, чем с Евой.

— Я не под заклятием, если ты об этом, — сказала Елизарова абсолютно спокойно. — Исаев просто делал то, что я просила.

— Так, подожди, я слышала о таком. Ты кончаешь, когда тебе делают больно, да?

— Отстань, Челси, — устало попросила Ева. — Я кончаю, когда во мне его член. Синяки — это уже сопутствующий ущерб.

— Ух ты, — присвистнула Маша, — а ты становишься дерзкой, Елизарова. Что секс с людьми делает, — по-старушечьи вздохнула она. — Но я все-таки проведу с Исаевым воспитательную работу, а? Ты же не можешь постоянно ходить в таком виде.

— Я и не собираюсь. Просто хотелось еще раз… так же. Пожалуй, третьего раза мой хребет не выдержит, ты права.

Маша с пониманием покивала и оставила Елизарову одну.

Она знала, что Ева распробует и не сможет остановиться.

В конце концов, у Маши тоже когда-то был первый секс с бывшим соседом по фамилии Воронов. Сначала было любопытно, а потом больно. Когда все зажило, Маша пришла к выводу, что ничего скверного — а тем более позорного — не случилось. Соседа, который еще пару раз заглядывал к ней и остался доволен, отправили в какой-то жутко дорогой колледж на юге Англии, а сама Маша вернулась в Виридар.

Пока Елизарова учила свою латынь, Маша смотрела на старшекурсников и представляла, как они выглядят голышом. Парни такое чувствуют, и она быстро попала сначала в общагу Флавальеха, потом в апартаменты старост, а затем — в спальню к Никите.

Верейский тогда был нескладным, с огромными руками и ступнями, синеглазым, со спутанными волосами. Когда он улыбался, люди вокруг, какими бы угрюмыми ни были, тоже начинали скалиться как ненормальные.

Никита и сейчас оставался синеглазым. Он раздался в плечах, вымахал под два метра, щеки и подбородок покрылись темной щетиной, хотя сам он был русым. Растеряв подростковые черты, Верейский превратился во взрослого мужика, и порой это становилось отвратительно очевидным.

К нему липли девки, особо настойчивых и с чувством юмора он трахал, остальных просто облизывал, и Маше казалось, что Никита постоянно голодный. Во всех смыслах. Жрал он за троих, летал на пегасе так, будто хотел разбиться именно сегодня, и ни днем позже, а еще — не сознавался, кто его избил. Никита мог неделями непринужденно болтать с ней днем о всякой херне, а посреди ночи прислать бумажную птичку с просьбой спуститься в общую комнату. Гребаная птица не отставала, пока Маша не соглашалась пойти вниз и быть выебанной на диване.

«Ты сама это начала», — нагло улыбался Верейский, и за эту улыбку душу можно было продать, не то что ноги раздвинуть.

Маша помнила, как они готовились к экзаменам в конце первого курса. Верейский учил свои жутко сложные чары, а они с Елизаровой зубрили трансформагию. Ева убежала в библиотеку за очередным учебником, а Маша плюхнулась рядом с Никитой и без ужимок спросила:

— Слушай, а ты знаешь, что у тебя стоит?

— Ой, не знал, спасибо, что сказала, — беззлобно пошутил тот, забираясь с ногами на диван, чтобы было не так видно.

— И чего делать будешь?

— А тебе не рано знать? — с издевкой уточнил он.

— А тебе? — отбила Маша.

Никита широко ухмыльнулся.

— Есть идеи, Чумакова? — он странно посмотрел на нее, будто видел впервые.

— У тебя в спальне кто-нибудь есть?

— Нет, все на улице.

— Тогда пойдем.

Она поднялась с дивана, оставив на столе книги, и решительно направилась к мужской лестнице. Верейский потупил и отправился следом.

В спальне были задернуты шторы — Маша всегда подозревала, что Вернер вампир — и все кровати аккуратно застелены, кроме одной. Она сразу догадалась, что эта принадлежит Никите.

— Тебе как лучше, — деловито уточнила Маша, — взять в рот или трахать будешь?

— А ты как умеешь?

— Я по-всякому умею, — похвасталась она. — А ты?

— Ну, у меня не так часто брали в рот, — Верейский сказал это таким тоном, каким можно сообщить, что не пробовал шоколадное печенье.

Он расстегнул брюки, полностью снял их вместе с трусами и, потоптавшись на месте, сел на постель.

Маша пристроилась на коленях между его ног, отодвинула полы измятой рубашки и строго велела:

— Когда соберешься кончать, скажи, ненавижу глотать эту гадость, она соленая.

А вроде и нормальный у нее вкус, хмыкнула про себя Маша, шагая через холл усадьбы. Наверное, с возрастом язык становится менее чувствительным. А может, ей просто до дрожи нравится Никита.

Она поднялась по лестнице, преодолела короткий темный коридор и тихо отворила дверь в больничный покой.

— Привет, Верейский. А я тут наш первый раз вспоминала.

Глава 6. Елизарова

Уже к обеду на меня косо поглядывали.

Коко и Людка Коровина начали мести языками с разных концов усадьбы — и к трем часам встретились в Главном зале. Они никогда не были подружками, но явно стояли друг за другом в очереди, когда раздавали любовь к сплетням.

— Ну, Елизарова, ты сегодня популярна как никогда, — тихо сообщила Челси, накладывая себе картошки. — Тебя обсуждают в туалете на четвертом этаже, под лестницей в западном флигеле и в общаге Каэрмунка.

— В общагу-то ты как пролезла?

— Ты не о том думаешь, — она назидательно ткнула в меня вилкой. — Думай лучше о том, что Флаффи этого так не оставит. Так что я на полном серьезе предлагаю мокнуть ее башкой в унитаз, пока этого не сделала с тобой она.

— Чего говорят-то хоть?

— Ну, по большей части тебе просто завидуют. Кто-то не верит, кто-то гадает, что Исаев в тебе нашел.

— А по мне