Вратарь Томин выглядел уставшим, и Исаев подумал, что его, должно быть, утомила его новая подружка Маркова. Она утомила уже половину Виридара. Казалось, даже Юстина, декан Рубербосха, успела пожалеть о своем решении.

— Верейский еще в больнице? — уточнил Марк.

— В пятницу должны выписать, — подала голос Чумакова, подкладывая в карман Баженову какую-то липкую гадость.

— Ты когда пегаса заменишь?

— Тоже к пятнице, — отчиталась та.

— Отлично. Взлетаем.

Тренировка по ощущениям длилась целую вечность.

Алая линия горизонта успела потемнеть и превратиться в синюю. Когда Клемчук закинул восемнадцатый по счету мяч, Марк дал финальный свисток и сделал круговое движение рукой, приказывая спускаться.

Раздевалка продувалась насквозь, и он, снимая наколенники, невольно окинул ее взглядом. Объективно здесь негде трахаться, кроме как на столе. В его каморке не повернешься, в душе нет никаких горизонтальных поверхностей, кроме узкой лавки, а здесь куча стульев и ящиков. Разве что у стены.

Так вот для чего надо было учить трансформагию, я понял, усмехнулся про себя Марк, пока Чумакова пулей пронеслась в душ — ее всегда пропускали первую, чтобы не задерживать остальных. Мылась она так быстро, что у Исаева создавалось впечатление, будто Маша выросла в жутко многодетной семье.

— Так, я все, — громко объявила она, появляясь с намотанным на голову полотенцем.

— Я даже раздеться не успел, — в который раз удивился Баженов.

— Ну, а ты будь расторопнее, — посоветовал ему Клемчук в одних брюках, и все поржали.

Вообще, все это, конечно, было условностью. Чумакова повидала за свои двадцать лет столько голых парней, что ни один из членов команды не смог бы ее поразить. У Марка складывалось впечатление, что она слегка гордится этим.

Пока Маша сушила волосы, он взял чистую футболку, брюки и, не торопясь, пошел в душ, взглянув мимоходом на часы. Они показывали без пяти десять.

Когда парни один за другим выключили воду, Марк, напротив, встал под мощную струю и с противоестественным удовлетворением добыл со дна души воспоминания о том, как Елизарова смотрела на него на этом самом месте. Как вода стекала по сизым отметинам на ее спине, и как она коснулась его пальцами, уходя.

Он чувствовал, что у него иссякают силы сопротивляться — как песок в часах. Рука потянулась к члену, но Марк вовремя опомнился. Сюда могли войти в любой момент, к тому же вчера он уже дрочил, и это помогло заснуть прошлой ночью.

Когда Марк, полностью одетый, вышел из душа, Елизарова сидела по-турецки на лавке рядом с Чумаковой, и вдвоем они донимали Тимура.

— Томин, ну трахни ее уже, а. Низкий поклон тебе будет от всего Рубербосха.

— От всей академии, — вставила Елизарова.

— И от меня лично, — добавила Чумакова. — Ну не вижу я других причин, почему Маркова такая заноза в заднице.

— Да трахаю я ее, — оправдывался Томин, разозлившись, — так что ищите другую причину.

— А ты точно правильно трахаешь? — докопалась Чумакова, пока Елизарова откровенно ржала над ними. — Сдается мне, ты не стараешься. Слушай, Баженов, вот ты как старший товарищ, ну расскажи молодому поколению, как надо, а.

— Может, Маркова просто эта… как ее… — Коля Гущин пощелкал пальцами.

— Дура? — каркнула Чумакова.

— Перфекционистка? — сказала Елизарова.

— Да! Точно! Перфекционистка, слово забыл.

— Это что-то на умном, да? — прищурилась Чумакова, досушив волосы и убрав палочку в карман.

Марк почему-то думал, что Елизарова, если и объявится, то только когда все разойдутся.

Или сделает вид, что пришла к подружке.

Но Елизарова заявилась как к себе домой, никого не стремаясь, и продолжала сидеть на лавке, когда Чумакова увязалась за бедолагой Тимуром, продолжая проедать тому плешь. Баженов свалил сразу за ними, Клемчук и Гущин как обычно ушли вместе.

Марк медленно вытер волосы, пока Елизарова непринужденно болтала с Вербиным о ближайшем приеме у Залесского. Олег уверял, что старик позовет пару вампиров, и многозначительно поглядывал то на нее, то на Марка.

Наконец, Вербин накинул куртку и закрыл за собой дверь, ехидно бросив на ходу:

— Ну, не буду вам мешать.

Глава 4. Исаев

Марк не сомневался, что завтра весь пятый курс будет знать, что к нему приходила Елизарова, и они вдвоем закрылись в раздевалке. Эта мысль его ничуть не волновала, скорее наоборот.

Елизарова и в его жизнь заявилась как к себе домой. Она не двинулась с места, когда Марк поднял палочку и щелкнул замком.

Он молча подошел к скамейке и, почти не раздумывая, с размаху опустился на колени, чтобы сравняться с Елизаровой ростом.

— Я думал, Вербин никогда не свалит.

— Выгнал бы его, — ухмыльнулась та, спуская ноги на пол.

Марк плюнул на приличия и, подавшись вперед, поцеловал ее. Ему нравилось, что Елизарова ни разу не пыталась проявить инициативу и обслюнявить его. Она медленно посасывала его губы, и иногда Марк чувствовал аккуратные движения ее языка.

Колени начинали болеть, и он подумал, как это девчонки на них стоят, когда берут в рот. Марк нехотя оторвался от нее и, оперевшись на скамью ладонями, рывком поднялся на ноги.

Желание без лишних предисловий опрокинуть Елизарову на лавку и отыметь становилось нестерпимым. Но Марк вспомнил синяки на ее спине и достал палочку. Юстина на семинарах почему-то не рассказывала, как трудно соотнести размер исходного предмета с требуемым результатом, когда ты возбужден.

— Елизарова, напомни формулу экспликации. Я теорию не учу.

— Я даже не знаю, что это такое.

Марк ухмыльнулся и инстинктивно взмахнул палочкой. Скорее всего, эту схему он видел в каком-то из учебников для пятого курса, поэтому Елизарова ее и не знала.

Ящики и стулья притянулись к стенам, как будто приклеились. И спустя секунду упали обратно на пол уже в виде огромных подушек, из каких обычно состоят диваны.

— М-м, ну так тоже пойдет, — задумчиво протянул Марк, собирая подушки в единое целое.

Он уселся рядом с Елизаровой и пробормотал ей