заснеженному, и бежать стало труднее. Не знаю, что на меня нашло тогда — мной овладел животный страх. Жизнь в лесу не прошла даром — я сам стал животным. Меня пугал рокот вертолетных двигателей, пугали выстрелы. Всё, чего я хотел — это сбежать подальше, забиться в какую-нибудь нору и не вылезать оттуда до полуночи.

Вскарабкавшись на вершину холма я, к своему ужасу, понял, что деревьев здесь куда меньше, чем внизу. Я стал делать еще больше зигзагов, особенно на прогалинах, где я был легкой мишенью.

Я держал портал открытым над головой, но он был совсем крошечным и не прикрывал меня полностью и я совершенно не представлял себе, куда может лечь следующая пуля.

Добравшись до противоположного склона холма я сиганул вниз и покатился с горки. Подхватив пару камней я запустил их через портал. Падение усилило бросок и камни точно из пращи полетели вверх. Не знаю, попал ли я, но сбить вертолет булыжником я едва ли надеялся.

— Я не медведь! — прокричал я во всё горло, вставая на ноги, и вновь устремился вперед.

Вдали показалась маковка маленького Волгин-центра. Так я впервые и понял, где нахожусь. Культ первого председателя Конфедерации распространен лишь в Сибири. Но откуда церквушке взяться посреди лесной чащи?

Я решил подумать об этом позже и что было сил устремился в сторону покосившейся хибары. Сто метров. Пятьдесят. Я подумал, что будет обидно, если меня пристрелят в нескольких шагах от церкви. Обидно, но очень кинематографично.

С разгону вышиб двери и растянулся на досчатом полу, подняв облако пыли. Алтарь уставленный сгнившими фруктами, поделками из шишек, бумажными журавликами и фотографиями печальных изможденных людей разного возраста, казался давно заброшенным. Подсвечники стояли пустыми и лишь светлый лик Белобрового казался свежим и незапятнанным. Выставив большой палец и мизинец, я осенил себя знамением Первого и мысленно попросил Председателя о помощи. Вообще я не слишком верующий человек, к тому же в европейской части страны религия у нас более… традиционна. Но оказавшись в роли загнанного зверя я был готов принять помощь от кого угодно.

Вертолет завис где-то над маковкой центра, но снайпер больше не стрелял. Я осторожно выглянул из дверей и посмотрел на небо. Тотчас же грянул залп.

Пуля нырнула в портал над моей головой, вынырнула из другого и с визгом разбила стекло кабины вертолета. Винтокрылая машина накренилась и заваливаясь на правый бок быстро начала уходить в сторону.

— Хвала Белобровому! — прокричал я, точно фанатик из рекламного ролика Центра.

И тут же ринулся в лес, в противоположную от вертолета сторону.

Следующие несколько часов — а по моим ощущениям и дней — я провел под корягой в замерзшей болотистой низине. Я жалел о том, что бросил всю выловленную рыбу на берегу и не смог найти обратную дорогу к ней. Впрочем, лягушки и ящерицы, которых я выскребал из-подо льда и замерзшей земли, оказались совсем неплохими на вкус.

Наевшись я вылез из-под упавшего дерева и гордо зашагал в случайно выбранном направлении. Мои рассуждения в тот момент были простыми — если здесь есть река и церквушка, то и город должен быть недалеко. Ну или поселок.

Не прошло и получаса как я учуял в воздухе легкий запах жженого табака. Устремившись навстречу ветру я вскоре достиг расползшейся дороги с глубокими следами автомобильных шин. Рядом с дорогой стоял вахтовый ЗИЛ, а возле зила — двое мужчин в ярких комбинезонах. Оба курили и о чём-то разговаривали. Один из них заметил меня, выронил сигарету и хлопнул по плечу второго, привлекая внимание.

— Ну, здорово, — сказал первый, обращаясь ко мне.

Я так много времени провел в лесу, что почти позабыл человеческий язык. Я решил жестами объяснить ему всё.

— Чего он хочет? — спросил второй.

Первый внимательно следил за взмахами моих рук. Не скажу, что владею языком глухонемых, но я старался передавать мысли максимально понятно и экспрессивно.

— Говорит, что заблудился. Хочет есть, спать и ему нужна наша машина… А нет — хочет, чтобы мы подвезли его. Куда тебе нужно?… Он не знает, куда.

— Ну залезай, устраивайся, — сказал второй, — Сейчас докурим и поедем.

Двое мужчин по всей видимости были батраками и направлялись в ближайшую деревню. Почему я решил именно это — даже не спрашивайте. Даже сейчас, оглядываясь назад, я не до конца понимаю ход своих мыслей тогда.

Я согласился поехать с ними.

Поселок оказался совсем не таким большим, как я ожидал — здесь жило человек сто, не более. Большая часть жителей были батраками. Каждые восемь часов треть из них грузилась в ЗИЛы и уезжала качать черную кровь земли.

Я очень быстро доказал им свою силу и ловкость, заслужив титул вождя. Крестьяне поселили меня в самом большом из зданий деревни. В нём было тепло и там же располагалось хранилище еды. Вдобавок к дому и запасам мне полагался собственный гарем.

Каждый день я закатывал пиры для всей деревни. Женщины готовили, а я стоял на почетном месте и наполнял чаши приходящих гостей похлебкой, мясом и прочими яствами. Те, естественно, благодарили меня.

Хотя по ночам женщины уходили и я оставался в доме совсем один. Вероятно, меня считали божеством, прикасаться к которому смертные не имеют права под страхом казни.

Впрочем, по ночам мне было не до плотских утех. Когда солнце садилось и деревня погружалась во тьму в лесу просыпались хищники, способные навредить жителям. К счастью, я всегда стоял на страже их покоя. Убитых зверей я каждое утро отдавал своим женам. Те прятали туши животных в зеленый саркофаг позади моего дворца, чтобы те не испортились. Туда же они постоянно норовили засунуть и мой медвежий доспех — но я каждый раз возвращал своё сокровище и вновь в него облачался.

Один раз крестьяне даже предложили мне поехать с ними и поработать. Я конечно согласился. Они показали мне, где они выкачивают кровь из земли и каким трудом достаётся им хлеб. В тот день я вдоволь накрутился вентилей и настолько в этом преуспел, что тамошний феодал отпустил меня домой раньше всех остальных. И разрешил больше никогда у него не работать.

Словом жилось мне в деревне неплохо и очень скоро я почти позабыл о том, что за беда привела меня к ним. Впрочем, жизнь поспешила мне напомнить обо всём.

В тот день меня разбудили рано — задолго до полудня. Всю прошлую ночь я охотился, а потому не сразу сообразил, что дело назревает важное.

Зевая и протирая глаза спросонья