– Так покажешь?

– А? – очнулся тот. – Показать тебе? Ты же все равно не разберешься. Съезди в цирк, если зрелищ хочется.

– Ну хоть взгляну одним глазом…

– Ладно, изволь. Любопытство кошку сгубило, учти.

Ликтор скрылся в соседней комнате, вернулся через минуту с гнутым железным прутом.

– Вот тебе прибор, любуйся.

Ляпа разочарованно покосился на прут.

– Это что такое? Лоза?

– Лоза, угадал.

Ликтор зажал прут в огромной ладони, вытянул руку и замер. Прут торчал, нацеленный в Ляпу, как пистолет.

– Видишь, не шелохнется. Чисто у меня. А если выйти за околицу…

Ляпа пренебрежительно махнул рукой:

– Дразниться изволишь… Лозу мы все видели, и не раз. Да у меня у самого такая где-то лежит. По молодости баловался. Все клады искал или эти хотя бы… ну, ископаемые. За околицу выйдешь, так она завертится, а в лес углубишься, так вообще как юла. Затеешь копать, до ночи провозишься – ничего нет.

Хозяин покачал головой:

– Дурной вы народ. Откуда здесь клады, подумай сам?!

– Мало ли… В сотне верст к северу – золотой прииск, а еще подальше – каторжники. Беглые могли песочку намыть да закопать… Ты бы мне что поновее показал, чего мы не знаем.

Ликтор почесал в затылке.

– Поновее, говоришь? Ладно, будет тебе поновее.

Он снова вышел и быстро вернулся с железным ящиком, на торце у которого был вырезан круглый застекленный экран. Поставил на лавку. Ляпа присел на корточки, чтобы лучше видеть, приоткрыл рот, замер. Ликтор щелкнул тумблером, аппарат тихо завыл. По экрану побежали зеленые змеи.

Ляпа взирал на прибор с благоговением.

– Как он у тебя работает, на батарейках? Электричества-то нет.

– На них, да. Генераторы-аккумуляторы – разбираешься?

– Да откуда… Только слова слышал.

– Ну вот и любуйся тогда.

Ляпа зачарованно следил за змеями, и Ликтор сделал вывод, что в школе Ляпа, пожалуй, все-таки не учился. Во всяком случае, не усидел там до восьмого класса. Хотя сколько ему лет? Под пятьдесят? В его годы, возможно, в школах такого не было.

В общем, черт его знает, неважно.

Ляпа наблюдал за змеями минут десять, позабыв о самогонке. Ликтор подкручивал колесико, и змеи взвивались горбами; потом они вытягивались в дрожащие струны, потом по ним вновь пробегала легкая зыбь.

– Ты с этим Полинку пойдешь искать? – тревожно осведомился Ляпа.

– В том числе. Может быть. А может быть, и нет. Еще кое-что возьму. Но тебе смотреть нет смысла, все равно не поймешь.

– А что эта штуковина с ней сделает? Не покалечит?

– Чудак-человек – тебя же не покалечила. Покажет только, где она шарится.

Ляпа, крякнув, распрямился, не отводя уважительного взгляда от прибора.

– Ну, коли так…

– Ступай давай, – велел ему Ликтор. – На вот, прими – на посошок. Пить ты мастер, однако… Теперь ступай; я собираться буду, раз ты озадачил.

Ляпа вспомнил о бумажнике, спохватился, вторично полез за пазуху.

Павел остановил его:

– Оставь, ни к чему. В лесу какие расходы?

– Но как же…

– Оставь, я сказал.

Ликтор умел сказать так, что речи его начисто отбивали охоту спорить и возражать. И что греха таить – Ляпа убрал бумажник не без облегчения.

– Ну, я пошел тогда…

– Иди-иди.

– Когда тебя ждать обратно?

Ликтор закатил глаза:

– Бессмысленный ты человек. Кто ж это знает? Может, к вечеру, а может – через неделю. Полинка-то твоя по сколько дней пропадает?

– Всяко случалось. Но больше пяти суток вроде не бывало.

– Ну вот. Может, она еще вперед меня возвратится.

– Твои слова, да Богу в уши…

– Иди, говорю! – Ликтор чуть повысил голос.

Сам от себя такого не ожидая, Ляпа поклонился ему в пояс и, пятясь, вышел вон, едва не навернувшись на пороге.

Ликтор усмехнулся, когда гостя не стало.

Выключил осциллограф, снял его с лавки, отнес на место, укрыл рогожей.

Деревенщина дурная. С осциллографом на бесов? Это может явиться новым словом в теории и практике экзорцизма. Даже хочется с кем-нибудь поделиться, да жаль, что не с кем. Можно отослать донесение в отделение Инквизиции, но там юмор не приветствуется. Там ждут совсем других вестей, в которых не должно быть ничего развлекательного.

Пора им что-нибудь подбросить.

Ляпина Полинка – подходящая кость, они успокоятся, а то, не ровен час, пожалуют с инспекцией – озабоченные запутанностью и малой значимостью донесений.

Собирая рюкзак, Ликтор задумался. Осциллограф пускай отдыхает, это для Ляпы – но, в самом деле, что ж ему еще взять с собой? И как действовать в данном конкретном случае? Он еще не решил. Будь сейчас полнолуние, вопросы отпали бы сами собой, но до полной луны еще дни и дни, так что…

Истреблять Полинку, вероятно, не следует. А впрочем – как получится.

Он, пожалуй, не возьмет с собой ничего, кроме пайка, да и тот не так уж нужен – любой маломальски опытный человек всегда разыщет в лесу, чем прокормиться. Для него же это и вовсе не было проблемой. Эх, и сколько ж там живности разной шатается!

Ликтор твердо решил обойтись без оружия.

Солнце стояло в зените, пора было выходить. Ляпа, дурень, напился с утра пораньше; вот так работничек, прости Господи, а еще ведь семьянин… На самого Ликтора выпитый самогон не оказал никакого действия.

Он спустился в подпол, зажег свет. Генератор работал исправно.

Из тайника, сооруженного в стенке, Ликтор достал наглухо закупоренный пузырек с прозрачной жидкостью, шприц, жгут, спиртовую салфетку. В пузырьке еще было много, основной тайник можно было не трогать. Закатал рукав, перехватил жгутом плечо, поработал кулаком.

Почти не глядя, он привычным движением продвинул иголку в вену и ввел пять кубиков раствора. Постоял с закрытыми глазами, прислушиваясь к ощущениям. Открыл глаза. Все вокруг представилось ему в красноватых тонах.

Как обычно. Теперь можно было – даже нужно – как можно скорее покинуть село.

Пантелеймон не смог удержаться от вздоха облегчения, когда вертолет благополучно приземлился на лугу, в километре от хутора, который на карте был обозначен как деревня Бирюзово.

На всякий случай он уточнил у пилота название, и тот ответил, что так оно и есть.