Ликтор уселся за стол, побарабанил пальцами по скатерти. Ляпа отметил, что скатерть чистая, ни пятнышка – и как он сам управляется, без бабы?

– Это все домыслы, – сумрачно проговорил Ликтор после непродолжительных раздумий. – Бабьи сплетни…

– Что домыслы-то?

– Да то, о чем ты речь ведешь. Откуда тебе знать, что он ослеп? Что метался? Об этом-то он никак не мог тебе доложить.

Ляпа пожал плечами:

– А что мне еще думать? И люди то же самое подумали. В горнице разгром, посуда побита – конечно, метался, дверь искал, выход… Крышка погреба откинута. И он там внизу, и голова свернута.

– Не знаю, не знаю. Я ведь ученый, – возразил на это Ликтор. – Я во всем пытаюсь найти причинно-следственную связь. Понимаешь меня?

Ляпа помотал головой и взялся за бутыль.

– Какая-такая связь?

Ликтор терпеливо продолжил:

– Про бритву Оккама тоже, конечно, не слыхивал?

Вопрос был риторический, Ляпа не имел ни малейшего представления, о чем толкует его собеседник. Он не знал не только Оккама, но и с бритвой по причине скудной растительности на лице общался редко.

– Был такой Оккам, – объяснил Ликтор. – Он писал, что сущности не следует умножать без необходимости. Это ты понимаешь?

И Ляпа вновь замотал головой, на сей раз активнее. Но слушал охотно, ему было интересно. Он даже на миг позабыл о своих тревогах.

– Хорошо. Чтобы тебе было понятнее: не ищи злого умысла в том, что можно объяснить глупостью. Не примешивай чертей, когда можно найти объяснение попроще.

– Да как же проще? Куда проще-то?! Сглазила, убила…

– Ну да, для вас, местных, проще этого ничего не бывает…

– Так если бы один Агафон! Ведь каждый раз, как вернется… Скажешь, и Савельевну не она?

– С налету не скажу, но усомнюсь для порядка.

– Сомневайся, дело твое. Только Савельевна ее злословить затеяла.

– Старая была твоя Савельевна. Со дня на день могла помереть. Я ходил к ней, на ладан дышала.

Ляпа возмутился:

– На Савельевне пахать можно было! Она бы всех нас пережила… Злая была – это да… натура такая вредная.

– Вот и сгорела от злобы…

– Не сгорела бы, кабы не подпалили…

Ликтор удивленно посмотрел на него:

– Полинка же – дочь тебе! Зачем ты ее в ведьмы записываешь и слышать иного не желаешь?!

– Так если ж ведьма, то как еще? А у Савельевны перед тем еще как раз коза околела…

Повисло молчание.

Ликтор встал и прошелся по горнице.

– Чего же тебе от меня надобно?

– Найди ее! Ты можешь… И не только ее, а узнай, куда она ходит. Чтобы выжечь там все!.. Вот, я заплачу…

Ляпа полез за пазуху, достал вполне респектабельного вида городской бумажник.

– «Все» – это что же?

На сей счет у Ляпы были самые расплывчатые представления. Но он твердо стоял на своем.

– Небось, не одна она там. Какое-нибудь общество…

– Да какое общество?! Все деревенские вроде на месте, а больше вокруг на десятки верст никого нет.

– Мало ли… – туманно ответил Ляпа.

Хозяин хмыкнул:

– Ну а если придется и Полинку твою жечь? Тоже проплатишь?

Гость заморгал глазами.

– Полинку? Жечь?!..

– Так если ж порчу наводит…

Ляпа так и застыл с бумажником в руке. Видно было, что ничего подобного не приходило ему на ум.

– Ты это брось, Павел, – пробормотал он уже заплетающимся языком. – Она ведь не всегда такая была. Крохой она была, вот такой, – он показал ладонью, – отрада и сердцу услада… Ее не жечь, ее лечить надо…

– Я ведь не лекарь все-таки, думай, что городишь.

– Не лекарь, да многим помог.

– Я и не поп, чтобы беса гнать, если в ней бес сидит.

– Ты, главное, разберись, – умоляющим голосом возразил Ляпа. – Коли бес там – найдем попа… За бороду приведу…

– Ну что с тобой делать…

Ляпе показалось, что Ликтор произнес это с каким-то непонятным торжеством, но он отогнал от себя эту мысль. С чего бы Павлу торжествовать? Может быть, ему нравится просто, что к нему обратились, что власть возымел над людьми? Шут его знает…

Впервые за всю беседу Ляпа вдруг пожалел, что обратился к этому, как ни крути, чужаку, пришельцу. Возможно, еще не поздно дать задний ход…

Да, идея насчет сожжения Полинки-ведьмы нисколько не вдохновила родителя.

Он схватился за бутыль, быстро наполнил стопари в надежде, что владелец бутыли сделается покладистее.

– Знаешь, что? – заявил он отважно. – Бог с ней, с этой историей. Давай забудем. Я тебя ни о чем не просил. Вернется она, никуда не денется. А я присмотрю за ней, и если снова что неладное замечу – сразу ее в райцентр. Там и больница, и церковь…

– Э-э, нет, милый друг, – отозвался Ликтор. – Неладное, говоришь? А ну как это неладное меня самого коснется? Это теперь не только твое дело. Не боись, никто твою Полинку жечь не будет. Что у меня, понимания нет? Ступай домой и жди новостей. Я соберу кое-что и отправлюсь. Я и без тебя собирался в поход – я же не просто так здесь живу, я науку делаю.

Слово «наука» немного успокоило Ляпу.

В его представлении от науки еще никому не было худо. Правда, о расщеплении атома и карательной психиатрии, к примеру, он ничего не знал.

Самогон придал ему смелости, и он решил копнуть поглубже – сделать то, чего прежде никто не делал.

– Мы люди серые, – изрек он смиренно. – Наук не знаем совсем.

Ликтор усмехнулся:

– Ой ли? Может, и в школу не ходил?

– Ходил, конечно… Только когда это было! Все выветрилось давно… Ты у нас уже который год обитаешь – может, расскажешь чего? Или покажешь? Ну, я не знаю, – смешался Ляпа. – Намерил, может, чего каким-нибудь прибором. Давеча вот снова одна хреновина прилетала. Видели ее многие…

– НЛО, что ли?

– А кто ж его знает. По-вашему, по-научному, – оно самое.

– Давеча не видал, – заинтересованно сказал Ликтор. – Чем кончилось?

Ляпа-Растяпа довольно равнодушно пожал плечами.

– Да ничем… Все как обычно. Повисел в небесах вроде как треугольник, светился весь. Потом вот такой зигзаг сделал, – он начертил пальцем в воздухе острый угол, – сделал и только его и видели. А на лугу с утра трава примята. Кольцом, как всегда, не треугольником. И пахло, как после грозы.

– Шалят, – пробормотал Ликтор, думая о чем-то своем. – Игрища у них.