Шекспир напрягся. Топклифф пришел сюда позлорадствовать, но какова причина? В том, что Кэтрин католичка, не было ничего нового, Топклифф давно об этом знал. Может, он пришел из-за ареста Саутвелла или еще из-за чего? Шекспиру было очень жаль иезуита, но он сам виноват: он знал о наказании за незаконное проникновение в страну и должен был понимать, что по закону его обвинят в предательстве и пощады от карающей руки Ее величества ему не будет.

Вдруг дверь в переднюю распахнулась. На пороге стояла Кэтрин в легком летнем киртле и сорочке, сжимая ручку корзины с фруктами и овощами для салата. Она метнула на Джона сердитый взгляд, затем заметила Топклиффа и ее гнев сменился яростью. Шекспир вздохнул с облегчением; она действительно была на рынке, а не в особняке Беллами.

– Кэтрин?

– Что он здесь делает?

– Слава богу, ты здесь.

Не обращая внимания на супруга, она пристально посмотрела на Топклиффа.

– Слышала, что вы арестовали отца Саутвелла. Должно быть, вы горды содеянным. Господин Топклифф, а мой супруг не говорил, что я хотела пойти на ту мессу? Хотела бы я оказаться в том доме, когда вы привели туда своих трусливых приспешников.

– Мне бы тоже этого хотелось. Я надеялся, что вы там будете. Но не волнуйтесь, ваше время придет, как и для всех шлюх антихриста. Саутвелл уже заговорил, визжа как свинья, которой выпускают кишки. Правда, поведать об измене господина и госпожи Шекспир ему может не хватить сил, а я ведь его пока даже не подвешивал к стене.

– А Энн Беллами и ее семья?

– Энн Беллами? – Топклифф зажал трубку с тлеющим табаком в своих коричневых зубах и втянул губы, изобразив гримасу, какая бывает у покойников. Он глубоко затянулся и выдохнул клуб дыма. – Эта грязная потаскуха рассказала нам, что этот иезуит, этот содомит и предатель, прячется на чердаке, под самой крышей. Я нашел его по вони его дерьма и выдернул этого обгадившегося попа из его вонючей дыры. Ее величество просто со смеху покатывалась, когда я рассказывал ей, как щекотал ему члены в своей пыточной. Я усмирю его, как чумного пса, чтобы он больше не смог распространять свою заразу. А что до Энн Беллами, то мы сделаем из нее протестантку.

– Вон, – произнес Шекспир, толкнув Топклиффа в грудь. – Чтобы духу твоего не было в моем доме.

– Вас всех я тоже подвешу к пыточной стене. А потом на суде я вынесу обвинение и, когда ты будешь подниматься на эшафот, я буду стоять рядом с ножом мясника, чтобы выпустить тебе кишки и ощутить, как твоя кровь стекает по моим пальцам в дорожную пыль, где ей самое место.

Болтфут Купер зашел Топклиффу за спину, схватил его за его изысканный зеленый атласный дублет и потащил его спиной вперед к двери, а Шекспир помогал ему, толкая Топклиффа в грудь. Топклифф с хохотом тыкал в Шекспира своей тростью.

– Шекспир, этот дом, этот прогнивший папистский притон, больше ничто не спасет. Уолсингем в могиле, и ты больше никому не нужен. Когда ты умрешь, твой ребенок и отпрыски Вуда отправятся в Брайдуэлл в руки надзирателя, чтобы тот навсегда изгнал из них антихристовых демонов.

Топклифф был силен, но Болтфут ему не уступал, и вместе с Шекспиром они очень скоро выставили незваного гостя за дверь. Да Топклифф не особенно и сопротивлялся: он заявил, что пришел сообщить новость, а теперь у него есть другие дела. Даже когда он шагал обратно к барке, чтобы отправиться в Гринвич, зловещая радость играла на его жестоком лице; он получил приз, которого дожидался шесть лет, и теперь будет нежиться в лучах королевской благосклонности.

Шекспир посмотрел, как Топклифф шагает прочь через Даугейт, затем вернулся в дом и захлопнул за собой дверь. Его трясло. Кэтрин не отрывала от него холодного взгляда.

– Видите, что вы навлекли на нас, госпожа Шекспир? – произнес он. – Какой опасности подвергли этот дом?

Несколько мгновений они стояли, глядя друг на друга, словно два бойцовских петуха, готовые пустить в ход свои когтистые лапы и шпоры.

– Господин Шекспир, – резко начала она, – человек, которого я с гордостью называла другом, был арестован этим грубияном, а вы кричите на меня. Он калечит его тело и использует всю свою власть, чтобы сломить его дух, и все это при полном покровительстве правительства еретиков у него за спиной. На рынке сегодня только и судачат о том, как королева плясала от радости, когда ей донесли, что отец Саутвелл арестован.

– Тогда вы должны понимать всю опасность. У Топклиффа фамильное древо вашего йоркширского рода, на котором он отметил всех папистов. Он собирается устроить вам западню. Вот что нас ждет.

Она резко откинула назад свои длинные темные волосы.

– Довольно с меня этого притворства, этих посещений вашей нелепой церкви из страха быть оштрафованной. Хватит. Можете придерживаться своей лжерелигии, сэр, вместе со своими лжеепископами, и фальшивыми священниками, и государыней, которая высокомерно ставит себя выше наместника Бога на земле. Не удивлюсь, что следующим ее шагом будет указ о ее превосходстве над самим Господом. Хорошего дня, сэр. – И не дожидаясь ответа, она стремительно прошла в дом.

Шекспир хотел пойти за ней, но это было бессмысленно. Такую бурю, если уж ей суждено затихнуть, резкими словами не усмирить. Его еще трясло от ярости. Он был прав с самого начала. Кэтрин чуть было не попала в ловушку, устроенную для Саутвелла. Но кто стоит за всем этим? Подозрение засело в глубине его сознания и скребло, словно терьер – землю. Имя Макганна не шло из головы.

Он взглянул на коренастую фигуру своего слуги, Болтфута Купера, словно бы он мог подсказать ему решение. Но у Болтфута были свои заботы: Джейн, его супруга, была на последних месяцах беременности вторым ребенком, их первенец умер при рождении.

Болтфут не улыбался. Его грубое лицо было обветрено и навечно исчерчено морщинами и складками, словно борозды на корпусе деревянной барки, дань проведенным в море годам.

– Болтфут, я собираюсь прогуляться. Помни, не оставляй Джейн в одиночестве. Одной безутешной хозяйки в доме нам более чем достаточно.

Джон пошел вдоль реки. Легкий ветерок принес небольшое облегчение, спасая от знойного солнца, которое к тому времени уже было высоко в безоблачном небе. Он взглянул в сторону моста, где бакланы ловили рыбу, и немного понаблюдал за птицами.

Неожиданно рядом с ним появился какой-то человек.

– Хотя бы водоплавающие птицы не страдают от жары, не так ли, сэр?

Шекспир обернулся к говорившему. Голос принадлежал уже немолодому человеку, возможно лет пятидесяти, с добрым лицом и жидкими седыми волосами. Шекспиру мужчина показался знакомым, но кто он, Джон так и не вспомнил. На нем была простая рубаха и короткие штаны, какие носят бедняки, а еще войлочная шляпа фермера. Шекспир улыбнулся.

– Простите, но я не помню вашего имени.

– Кларксон, господин Шекспир. Я много лет служил у лорда Бёрли.

– Да, конечно. Простите, Кларксон. Вы вышли на пенсию?