Появился лакей с бутылью вина и налил два бокала. Шекспир обрадовался возможности освежиться; из-за жары и необычной просьбы Сесила он плохо соображал. Неужели он хочет, чтобы Шекспир следил за Эссексом?

– Господин Шекспир, по своей натуре я стараюсь думать о людях только хорошее и не говорить ничего дурного о ком бы то ни было. Буду с вами откровенен, поскольку полагаю, что вам можно доверять. То, что я собираюсь вам рассказать, является государственной тайной. Об этом никто не должен узнать, даже ваша супруга.

Шекспир не был уверен, что хочет знать государственную тайну, но лишь кивнул в ответ. Сесил продолжил:

– Господин Шекспир, боюсь, что против королевы зреет заговор…

Эти слова Сесил произнес медленно и отчетливо, чтобы не возникло никаких сомнений. Он замолчал и взглянул на Шекспира, словно ожидая от него некую реакцию. Когда же реакции не последовало, он продолжил:

– …целью которого является объявление Эссекса королем Англии.

В стуке копыт по пыльным улицам не было ничего необычного – но появление кортежа знатной дамы на оживленных улицах Лондона приковывало взгляды и останавливало любую торговлю. Она величественно восседала в новой золотой карете под сверкающим балдахином. Те немногие, кто видел подобное впервые, застывали на месте в изумлении и благоговейном трепете, убежденные, что перед ними сама королева. Четыре белых украшенных перьями и гербовыми щитами жеребца, запряженных в карету, дружно вышагивали, высоко поднимая передние ноги.

Впереди кареты на черных лошадях, держа перед собой обнаженные мечи, ехали двое верховых в белых шелковых ливреях. Их задача была расчищать улицы от неповоротливых повозок и извозчиков.

Сия величественная процессия проехала по Ломбард-стрит в восточном направлении, мимо церкви Святого Дионисия, после чего свернула на Фэн-Черч-стрит. Наконец сопровождающие карету верховые повернули направо, на Филпот-Лейн. Главный кучер, видя, что карета не проедет по такой узкой улочке, забитой брошенными повозками и между буквально нависающими над мостовой домами, потянул за длинные вожжи, и четыре белых жеребца, шумно топая, остановились.

Сидящий рядом с кучером человек спустился вниз, открыл дверь кареты и, сделав изящный взмах своей накидкой, низко поклонился. Это был сильный мускулистый мужчина с африканскими чертами лица и черной кожей под цвет глаз его хозяйки.

– Миледи, боюсь, что ближе к дому доктора Формана нам не подъехать, – произнес он.

Она подняла голову и холодно улыбнулась, как ее учили улыбаться тем, кто ниже по положению.

– Хорошо, Генри, значит, придется идти пешком. Если это не слишком далеко.

С помощью своего слуги, державшего голову высоко и горделиво, она вышла из кареты и оглянулась. Они находились в самом сердце Лондона, купеческом квартале, источнике всего городского достатка, но ей он казался маленьким, грязным и тесным, настолько она привыкла к дворцам, особенно к собственным особнякам Уонстид, Эссекс-Хаус, Лис и Чартли в Стаффордшире.

В своих украшенных драгоценностями лайковых белых туфлях она аккуратно пробиралась между навозных лепешек по пыльной Филпот-Лейн. Ряды торговых лавок занимали часть дороги, а эркеры высоких домов совершенно лишали улицу дневного света. У носа она держала ароматический шарик с запахом лаванды и розы.

– Который дом, Генри?

– Полагаю, миледи, следующий, Стоун-Хаус.

Она снова улыбнулась своей снисходительной улыбкой. Время от времени она встречалась с прославленным доктором Форманом, но никогда до сегодняшнего дня у нее не было причин прибегать к его услугам и тем более посещать его на дому. Однако среди ее подруг, придворных дам, его магические фокусы, а также услуги интимного свойства пользовались большой популярностью. Она кивнула, и кучер постучал рукояткой кнута в дубовую дверь.

Отобедав, Саймон Форман в третий раз за этот день уединился в спальне со своей новой возлюбленной Эннис Ноук. Он называл это приятное занятие словом «хейлик», поскольку вел записи дневных дел о своих занятиях алхимией и экспериментах при помощи шифра, чтобы никто не смог украсть его секреты или идеи. Выдуманное им слово «хейлик» казалось ему самым подходящим шифром для обозначения совокупления и появлялось в его записях много раз.

Лежа на нем и в блаженстве закрыв глаза, госпожа Ноук вдруг закричала в возбуждении, а он воспользовался этим мгновением, дабы получить свою порцию удовольствия. Подрагивая и тяжело дыша, она лежала на его волосатой груди, покрывая поцелуями его рыжеватую бороду и веснушчатое лицо. Госпожа Ноук обхватила его своими блестящими от пота бедрами, вжимаясь в его тело, и ее снова охватила дрожь. Она удовлетворенно улыбнулась этому странному коренастому и волосатому человеку. Он знал, что его искусство доставлять удовольствие было даром свыше, которым он с радостью делился с любой женщиной, желающей прежде смерти познать, что такое рай.

В дверь громко постучали. Поцеловав госпожу Ноук, он высвободился из ее объятий, свесил ноги с кровати, почесал в паху и встал. Ужасные язвы не проходили: изобретенная им травяная настойка не помогала от гонореи. Не переставая почесываться, он неспешно подошел к окну, затем прижался всем своим обнаженным телом к стеклу, чтобы получше разглядеть, что там на улице. В этот момент горничная из дома напротив подняла взор и отчетливо увидела его уменьшающееся, но все еще приличных размеров мужское достоинство. Форман весело помахал ей, а она одарила его весьма нескромным взглядом. Очень скоро и она заглянет к нему на огонек. Он перевел взгляд с горничной на улицу, где увидел даму с аккуратно уложенными белыми вьющимися волосами и немедленно узнал гостью.

– Силы небесные, да это ж дочь Волчицы! – произнес он. – И черномазый с ней. Что она здесь делает? Одевайтесь, госпожа Ноук.

Поспешно подхватив рубаху и короткие штаны, он заковылял вниз к входной двери, по пути застегивая крючки и затягивая завязки. Только он, неуклюже взмахнув рукой, распахнул дверь, дама скользнула мимо него в переднюю. На мгновение она остановилась и огляделась. Леди Пенелопа Рич. Самая красивая молодая женщина Англии; супруга сказочно богатого Роберта, третьего лорда Рича; сестра знаменитого графа Эссекса; дочь Летиции Ноллис; падчерица великого Роберта Дадли, графа Лестера; многие считали ее праправнучкой Генриха VIII по линии сестры Анны Болейн, Мэри.

– Так, доктор Форман, – похоже, я застала вас в дезабилье[3], если не in flagrante delicto![4]

Он низко поклонился, а затем с беспокойством взглянул на ее слугу.

– Тысяча извинений, миледи. Я лишь прикорнул, дабы отдохнуть от полуденного солнца. Такая неожиданность, что вы пришли.

– Что значит «прикорнул», доктор Форман?

– Прилег на короткий послеобеденный сон, миледи.

– Ах! Что ж, конечно, вы меня не ждали, ибо это бы испортило сюрприз. Доктор Форман, мне захотелось увидеть, как вы живете. И вот теперь я это знаю. У меня есть подруги, леди по рождению, которые весьма высоко отзывались о вашем… мастерстве.