приготовить. И всем лечебным своим снадобьям Нину обучал. Все списки25 заставил наизусть запомнить. Хранилась у него старинная книга по знахарству, за немалые деньги купленная. Но в большом городе часто пожары бывают, нельзя на пергаменты надеяться.

Хорошо тогда жилось Нине. И батюшка рядом добрый, и муж любимый, и дело занятное, и от соседей почет и уважение. Детей Бог не дал, да она об том не горевала.

Боже, как давно это было… Сейчас уже нет Калокира, нет и Анастаса.

Проснувшись на рассвете, Нина вышла во двор. Воскресенье, много заказов не будет, аптекарша надеялась отдохнуть. Но во дворе творилось неладное. Столы, на которых травы сушились, перевернуты. Сундуки, что на улице стояли с хозяйственными приспособами, открыты. У Нины заколотилось сердце – что такое, кому она понадобилась? Что у нее искали? Обернувшись к двери, увидела, что дверь вокруг засова, что изнутри накинут был, исцарапана. Как будто пытался кто открыть ее дом ночью. Это что ж такое? Так она спала крепко, что ничего не слышала? Но вспомнив густой аромат трав и настоев в аптеке вечером, поняла, почему сон был такой крепкий. Надышалась, видать.

Заметалась Нина, что же делать, вдруг опять придет тать? И что он искал – непонятно. Вот уж и правда, беда одна не ходит.

Нина кинулась назад в аптеку, руки дрожали, пока накидывала засов на дверь во двор. У кого помощи просить вдовой аптекарше?!

От громкого стука в дверь с улицы Нина аж подпрыгнула. Нет, воры да душегубы стучать не станут, да еще, когда солнце уже встало. Накинув как попало платок на разметавшиеся волосы, Нина перекрестилась и открыла дверь. На пороге стоял соседский подмастерье, крепкий юноша лет семнадцати. Туника его была порвана с правой стороны, темные, небрежно подстриженные волосы взлохмачены. Над губой пробивался легкий пушок. Поклонившись коротко Нине, он пробасил:

– Госпожа Кориарис, меня хозяин послал к вам повиниться. Ночью с вашего двора шум слышался, а я у хозяина на дворе спал, так учуял, хотя сон у меня обычно крепок. Вначале так тихо вроде кто-то двигался, а потом что-то упало. Ну я и решил посмотреть, вдруг ворье какое. И я на наш забор забрался, не видно. Тогда на ваш залез. А тать у вашей двери уже стоял, видать, открыть хотел. Ну я ему и сказал, почто он добрых людей грабит? А он отпрыгнул, да в калитку, да бежать. Стол там опрокинул. Я пока с забора слез, пока на улицу выскочил, а там уж нет никого. Тунику вон порвал, зацепился.

– В чем же виниться тебе, отрок? Ты ж меня, может, от смерти спас, спасибо тебе, – Нина низко поклонилась парню.

Тот засмущался еще больше:

– Так я же вора не поймал, а ну как он опять придет.

– Вот и я думаю, вдруг придет. Что делать – ума не приложу.

– А мой хозяин сказал, что раз я такой растяпа, то должен буду у вас во дворе ночевать теперь. Со мной-то во дворе тот разбойник не полезет к вам боле.

– Ой, это что ж, тебя чтобы погубил? А ну как у него кинжал или другое оружие?

– А я не боюсь. Я может и неуклюжий, зато сильный. Со мной ему не справиться, – парень подбоченился, выпятив грудь.

– Нет, знаешь же, мертвый храбрым не бывает. Ни к чему это, – сказала Нина. Но голос ее еще дрожал. И правда, может, нанять кого для охраны?

А он продолжал настаивать:

– Мы медные горшки перед калиткой поставим. Он как попытается открыть, они загремят, тут я проснусь и отучу его добрых людей по ночам грабить.

И потише добавил:

– А еще хозяин сказал, что вы меня тогда ужином накормите. А то он меня за порванную тунику ужина лишил, – насупившись сказал юноша.

Нина вздохнула:

– Ну раз ужином, тогда ладно. Только смотри не приходи, пока не позову. Я сегодня допоздна работать буду. Далеко после заката во двор выйду и позову тебя. Услышишь?

– Услышу. Я голодным спать-то не могу, – улыбнулся тот. – Меня Павлóсoм кличут.

Нина улыбнулась в ответ и кивнула:

– Помню, как тебя кличут.

И Павлос, опять коротко поклонившись, ушел.

Нина немного успокоилась. Ну и правда, мало ли в большом городе лихих людей. С охраной все же надежнее. И парню хорошо. Провожая его взглядом, подумала, что надо ему одну из туник отдать, что от Анастаса остались. Нина вздохнула судорожно, мужа вспомнив, прижала ладони к глазам. Ну, тут уже не выправить ничего, поэтому, смахнув слезы, она решительно вошла в аптеку.

Глава 4

Снадобье для царапин да ушибов

С утра истолочь горсть свежих листьев алоэ, залить одной мерой крепкого холодного отвара матрикарии, дать настояться до вечера. Опрокинуть на холстину над глиняным горшком и отжать. Одну меру меда и четверть меры масла оливкового к настою добавить, перемешивая, пока молитву Богородице прочитаешь десять раз.

Из аптекарских записей Нины Кориарис

По случаю воскресения Нина принарядилась, надела новую темно-синюю столу поверх светлой туники. Мафорий накинула тоже синий, расшитый по краю мелким речным жемчугом, еще Анастасом привезенным. Заперла аптеку, перехватила поудобнее корзинку и неспешно пошла к церкви Святой Ирины. Любит она этот храм, хоть и идти до него неблизко. Стоит Ирина в небольшом цветущем саду, чуть в стороне от собора Святой Софии. Старая это церковь, уже и горела, и землетрясение ее порушило, а вот гляди-ка, опять миром отстроили. Возродилась и всех снова привечает. Хоть и не видела Нина большей красоты, чем в Софийском храме, где купол высок и огромен, в ожерелье из малых окошек одет, где роспись на своде да на стенах – глаз не отвести. Однако Нина чувствовала себя маленькой и потерянной перед величием Большого собора, перед золотом фресок, сиянием тысячи светильников. В Большой храм вся знать ходит да император с семьей. А горожане чаще в храмах поменьше молиться предпочитали. Что и говорить, уж церквями столица не обделена, на всех хватало.

После службы Нина, вспомнив обещание Никону, отправилась на форум. Сегодня был базарный день, что ей на руку. В другие дни торговцы по своим лавкам сидели, поди исходи всех. А сегодня собирались люди торговать на площади Константина, что недалеко от дворца и Софийского собора.

Любит Нина константинопольский базар. На просторной площади всем хватало места. Гомонят торговцы и покупатели, в жаркий пыльный воздух вплетаются запахи меда, ароматических масел, свежеиспеченных лепешек, перезревших фруктов. Манят краски и сливочный блеск дамасских тканей в ряду продавцов одежды. Кружат голову запахи специй и благовоний в ряду арабских купцов. Вон бросает цветные отблески венецианское стекло, а там подальше –