Наблюдая за ней, Любжи сидел так тихо, что мать забеспокоилась, не заболел ли он.

— Я здоров, мама, — сказал он. — Но ведь сегодня Рош Ха-Шана, и я думал, что́ должен сделать в новом году.

Мать улыбнулась, все еще лелея надежду, что хотя бы один из ее детей может стать раввином. Любжи надолго замолчал, пытаясь решить задачку с коробкой. Он не испытывал никакого чувства вины от поступка, который собирался совершить, хотя знал, что мать назвала бы это грехом — он уже убедил себя, что еще до конца года вернет все на место, и никто ничего не узнает.

Той ночью, когда вся семья улеглась на тюфяк, Любжи свернулся клубочком у печи и притворялся спящим, пока не убедился, что остальные заснули.

Удостоверившись, что все спят, Любжи осторожно пополз вдоль стены, пока не добрался до дальнего края тюфяка. Отец громогласно храпел, и Любжи боялся, что кто-нибудь из братьев или сестер проснется и увидит его.

Затаив дыхание Любжи шарил руками по полу, пытаясь нащупать незакрепленную половицу.

Секунды превращались в минуты, и вдруг одна доска немного сдвинулась. Нажав правой рукой на один край, Любжи медленно приподнял ее, опустил руку в отверстие и что-то нащупал. Он схватил это и медленно вытащил картонную коробку, потом положил половицу на место.

Любжи затаился, пока не убедился, что никто его не видел. Один из младших братьев перевернулся на другой бок. Сестры застонали и повернулись тоже. Любжи воспользовался шумной возней и быстро пополз к двери.

Поднявшись с колен, он стал шарить по двери в поисках дверной ручки, схватил ее потной ладошкой и медленно повернул. Он никогда не замечал, что дверь так громко скрипит! Выйдя на улицу, он положил коробку на землю и двумя руками медленно закрыл за собой дверь.

Прижимая коробку к груди, Любжи бросился бежать. Если бы он оглянулся, то увидел бы своего двоюродного деда, который смотрел на него из окна большого дома, стоявшего за коттеджем.

— Так я и думал, — бормотал раввин. — Отцовская кровь берет верх.

Как только Любжи скрылся из виду, он в первый раз заглянул в коробку, но даже при лунном свете не смог различить, что в ней. Он пошел дальше, все еще опасаясь, что его кто-нибудь заметит. Добравшись до центра города, он сел на ступени фонтана, в котором не было воды. От волнения его била дрожь. Прошло несколько минут, прежде чем ему удалось рассмотреть все сокровища, спрятанные в коробке.

Там были две медные пряжки, несколько разных пуговиц — одна из них большая и блестящая — и старая монета с изображением царя. А еще в уголке коробки притаилась главная награда: маленькая круглая серебряная брошка, обрамленная крошечными камнями, которые переливались в лучах утреннего солнца.

Когда часы на ратуше пробили шесть, Любжи сунул коробку под мышку и пошел в сторону рынка. Очутившись среди торговцев, он сел между двумя ларьками и достал из коробки все свои сокровища. Потом перевернул ее и разложил все предметы на ровной серой поверхности. Брошь заняла почетное место в центре. Только он устроился, как рядом с ним остановился человек с мешком картошки за спиной и стал рассматривать его товар.

— Что хочешь за это? — спросил он на чешском, показав на большую блестящую пуговицу.

Мальчик вспомнил, что господин Лекски никогда не давал прямого ответа, а отвечал вопросом на вопрос.

— А что вы можете предложить? — спросил он мужчину на его родном языке.

Фермер опустил мешок на землю.

— Шесть картофелин, — ответил он.

Любжи покачал головой.

— Такая ценная вещь стоит никак не меньше двенадцати картофелин, — назвал он свою цену и повертел пуговицу на солнце, чтобы потенциальный покупатель рассмотрел ее получше.

Фермер нахмурился.

— Девять, — наконец сказал он.

— Нет, — твердо возразил Любжи. — Всегда помните, что мое первое предложение — самое лучшее. — Он надеялся, что говорит так же, как господин Лекски, с нерешительным покупателем.

Фермер покачал головой, поднял мешок, перебросил его через плечо и направился к центру города. Любжи подумал, не совершил ли он большую ошибку, отказавшись от девяти картофелин. Чертыхнувшись, он передвинул предметы на коробке, расположив их в более выгодном свете, но брошку оставил в центре.

— Сколько ты хочешь за это? — спросил другой покупатель, показывая на брошь.

— А что вы можете предложить взамен? — спросил Любжи, переходя на венгерский.

— Мешок моего лучшего зерна, — фермер с гордостью снял куль с нагруженного осла и поставил перед Любжи.

— А зачем вам нужна брошь? — спросил Любжи, вспомнив еще один урок господина Лекски.

— Завтра у моей жены день рождения, — объяснил фермер, — а в прошлом году я забыл сделать ей подарок.

— Я обменяю эту прекрасную фамильную драгоценность, которая вот уже несколько поколений принадлежит моей семье, — сказал Любжи, поднося брошь ближе к покупателю, — на ваше кольцо…

— Но мое кольцо золотое, — рассмеялся фермер, — а твоя брошь всего лишь серебряная.

— …и мешок вашего зерна, — продолжил Любжи, как будто ему не дали закончить предложение.

— Да ты с ума сошел, — возмутился фермер.

— Эту брошь когда-то носила знатная аристократка, потом для нее наступили трудные времена, и ей пришлось продать свою драгоценность. Так вот, я хочу спросить: разве женщина, вы́носившая ваших детей, недостойна ее? — Любжи понятия не имел, есть ли у фермера дети, но продолжал напирать: — Или о ее дне рождения забудут и в этом году?

Венгр молчал, обдумывая слова мальчика. Любжи снова положил брошь в центр коробки, не отрывая от нее напряженного взгляда и ни разу не посмотрев на кольцо.

— На кольцо я согласен, — сдался наконец фермер, — но без мешка зерна.

Любжи нахмурился, сделав вид, что обдумывает предложение. Он взял в руки брошь и снова посмотрел, как она играет на солнце.

— Ладно, — вздохнул он. — Но только потому, что у вашей жены день рождения.

Господин Лекски учил его, что покупатель должен уйти с ощущением, будто он переспорил продавца и совершил выгодную сделку. Фермер быстро снял с пальца массивное золотое кольцо и схватил брошь.

Только они ударили по рукам, как вернулся первый покупатель Любжи — со старой лопатой в руке. Он бросил перед мальчиком наполовину опустевший мешок картошки.

— Я передумал, — заявил чех. — Я отдам тебе двенадцать картофелин за пуговицу.

Но Любжи покачал головой.

— Теперь я хочу пятнадцать, — не поднимая глаз, сказал он.

— Но ведь раньше ты хотел всего двенадцать!

— Да, но вы уже обменяли половину мешка — причем лучшую, как я думаю, — на эту лопату, — заявил Любжи.

Фермер колебался.