— Приходите завтра, — предложил Любжи. — Тогда я запрошу двадцать.

Чех снова нахмурился, но на этот раз мешок остался на месте, и сам он никуда не ушел.

— Согласен, — сердито буркнул он и стал вытаскивать картофелины из мешка.

Любжи опять покачал головой.

— Ну что теперь? — закричал фермер. — Я думал, мы договорились.

— Вы видели мою пуговицу, — пояснил Любжи, — а я вашу картошку — нет. Будет справедливо, если картошку выберу я, а не вы.

Чех пожал плечами, открыл мешок и позволил малышу покопаться и выбрать себе пятнадцать картофелин.

В этот день Любжи больше ничего не выменял, и как только другие торговцы стали закрывать ларьки, он собрал свои вещи — старые и новые, — сложил в картонную коробку и впервые задумался, что будет, если мать узнает, чем он занимается.

Он медленно прошел через весь рынок, направляясь к дальней окраине города, и остановился там, где дорога разделилась на две узкие тропинки. Одна вела в поля, где отец пас скот, другая — в лес. Любжи обернулся и, убедившись, что никто за ним не идет, нырнул в кусты. Вскоре он остановился около дерева, которое, он был уверен, потом обязательно найдет. Он голыми руками выкопал ямку у самых корней и спрятал коробку и двенадцать картофелин.

Замаскировав свой тайник, он остался доволен — никто не заметит, что здесь недавно копали. Потом он медленно пошел обратно к дороге, считая шаги. Двести семь. Напоследок он еще раз оглянулся и побежал через город. Он ни разу не остановился, пока не оказался перед своей дверью. Он немного отдышался и вошел в дом.

Мать уже разливала по мискам жидкий суп из репы. Он быстро выложил на стол три картофелины, иначе ему бы здорово досталось за позднее возвращение. Братья и сестры завизжали от восторга, когда увидели, что он принес.

Мать опустила половник в кастрюлю и пристально посмотрела на него.

— Ты их украл, Любжи? — подбоченившись, спросила она.

— Нет, мама, — ответил он, — не украл.

Мать облегченно вздохнула и взяла картошку. Одну за другой она вымыла их в ведре, которое начинало течь, как только наполнялось больше половины. Очистив их от земли, она стала ногтями снимать с них кожуру. Потом порезала каждую на несколько частей, отложив лишнюю порцию мужу. Тому даже в голову не пришло спросить сына, где он раздобыл такую еду — ничего лучше они не видели уже несколько дней.

Этой ночью Любжи, уставший после первого дня работы продавцом, уснул задолго до наступления темноты.

На следующее утро он встал до того, как проснулся отец. Он бежал всю дорогу до леса, потом отсчитал двести семь шагов и стал копать под деревом. Вытащив картонную коробку, он вернулся в город. К этому времени торговцы уже начали расставлять свои ларьки.

На этот раз он устроился между двумя лотками в дальнем конце рынка, но когда шатающиеся от усталости покупатели добирались до него, большинство из них либо уже купили, что хотели, либо не могли предложить ничего ценного для обмена. В тот вечер господин Лекски объяснил ему три самых важных правила торговли: место, место и место. На следующее утро Любжи поставил свою коробку у самого входа на рынок. Он сразу почувствовал разницу: многие останавливались перед ним и рассматривали его товар, некоторые интересовались на разных языках, что он хочет в обмен на золотое кольцо. Кое-кто даже примерил его, но хотя он получил несколько предложений, он так и не смог заключить сделку, которую счел бы выгодной для себя.

Любжи пытался обменять двенадцать картофелин и три пуговицы на ведро, которое бы не протекало, как вдруг краем глаза заметил знатного господина в длинном черном плаще, стоявшего в стороне и терпеливо поджидавшего, когда он закончит торговлю.

Как только мальчик поднял голову и увидел, кто это, он тотчас вскочил и, отмахнувшись от покупателя, поздоровался:

— Доброе утро, господин Лекски.

Старик сделал шаг вперед, наклонился и стал перебирать вещи, разложенные на коробке. Любжи не мог поверить, что ювелира заинтересовал его товар. Сначала господин Лекски взял в руки старинную монету с головой царя и долго ее рассматривал. Любжи понял, что на самом деле монета его не интересует: это просто уловка. Любжи не раз видел, как он проделывал этот трюк, прежде чем узнать цену товара, который действительно хотел купить.

— Никогда не давай им понять, что тебе нужно, — говорил он мальчику, наверное, раз сто.

Любжи терпеливо ждал, когда старик обратит внимание на центр коробки.

— Сколько ты хочешь за это? — наконец спросил ювелир, взяв в руки золотое кольцо.

— А что вы можете предложить? — поинтересовался мальчик, играя с ним в его собственную игру.

— Сто крон, — ответил старик.

Любжи не знал, как реагировать — больше десяти крон ему еще никто не предлагал. Потом он вспомнил принцип своего наставника: «Проси тройную цену и соглашайся на двойную». Он пристально посмотрел на своего учителя.

— Триста крон.

Ювелир наклонился и положил кольцо обратно в центр коробки.

— Двести. Это лучшая цена, которую я могу предложить.

— Двести пятьдесят, — с надеждой произнес Любжи.

Некоторое время господин Лекски молчал, не сводя глаз с кольца.

— Двести двадцать пять, — наконец сказал он. — Но только если ты добавишь к нему монету.

Любжи тотчас кивнул, пытаясь скрыть радость от исхода сделки.

Господин Лекски достал кошелек из внутреннего кармана плаща, протянул ему двести двадцать пять крон и убрал в карман древнюю монету и массивное золотое кольцо. Любжи поднял глаза на старика и подумал, что тому уже нечему его научить.

В тот день Любжи больше не стал торговать, поэтому рано собрал свою коробку и отправился в центр города, весьма довольный собой. На улице Шюлл он купил новенькое ведро за двенадцать крон, курицу — за пять и буханку свежего хлеба из булочной — за одну.

Насвистывая, юный торговец шагал по главной улице. Проходя мимо магазина господина Лекски, он взглянул на витрину. Ему хотелось убедиться, что прекрасная брошь, которую он хотел купить матери до Рош Ха-Шана, все еще продается.

От изумления он выронил свое новое ведро. Глаза открывались все шире и шире. На месте броши лежала старая монета. На прикрепленной рядом табличке было написано, что на ней изображен император Петр I и датируется она 1721 годом. Он посмотрел на ценник.

«Тысяча пятьсот крон».

МЕЛЬБУРН КУРЬЕР, 25 октября 1929 года:

КРИЗИС НА УОЛЛ-СТРИТ: КРАХ ФОНДОВОЙ БИРЖИ

Если ты родился австралийцем второго поколения, это дает тебе кучу преимуществ и создает кое-какие неудобства. С неудобствами Кит Таунсенд познакомился довольно быстро.