Эти войны вновь сделали христианскую империю огромным фактором влияния на Востоке. Более того, они превратились в религиозные, когда перед христианами на Востоке забрезжила перспектива освобождения. До той поры вооруженные конфликты с мусульманами были самыми обычными, велись для обороны империи и, можно сказать, вошли в повседневную жизнь. Хотя порой какой-нибудь одержавший победу мусульманин-фанатик ставил пленных христиан перед выбором — отречься от Христа или умереть, и, хотя их мученическую кончину помнили и почитали, таких случаев было немного. В глазах византийского общества гибель в бою ради защиты от неверных арабов считалась не более почетной, нежели смерть на войне от рук болгарских христиан; да и церковь не проводила таких различий. Но Никифор и Иоанн заявили, что отныне борьба идет во славу христианства, ради избавления святых мест и уничтожения ислама. Уже в тот момент, когда император праздновал свой триумф над сарацинами, хор пел: «Слава Господу, победителю сарацин»[7]. Никифор подчеркивал, что ведет христианскую войну, возможно, отчасти для того, чтобы наладить отношения с церковью. Он не сумел вынудить патриарха подтвердить указ, которым солдаты, павшие на восточном фронте, объявлялись мучениками, ибо с точки зрения восточной церкви даже военная необходимость не оправдывала акт убийства. Но в своем оскорбительном манифесте в адрес халифа, который император послал тому перед началом кампании 964 года, он представлял себя заступником христианской веры и даже угрожал пойти на Мекку и установить там престол Христа. Иоанн Цимисхий прибегал к аналогичным формулировкам. В письме царю Армении, говоря о своей кампании 974 года, он пишет: «Мы желали освободить Гроб Господень от мусульманского поругания». Он рассказывает, что пощадил галилейские города от разграбления, памятуя об их роли в истории христианской веры, а говоря о вынужденной остановке перед Триполи, прибавляет, что, если бы не это, то он был отправился в Святой город Иерусалим и помолился бы у тамошних святынь.

Арабы всегда больше придавали войне религиозный характер, но и они потеряли былое рвение. Теперь же, напуганные христианами, они попытались вновь разжечь праведный пыл. В 974 году мятежи в Багдаде заставили халифа, которого лично вовсе не огорчил разгром Фатимидов, объявить священную войну — джихад. Казалось, что наконец-то Святая земля вернется под власть христиан. Но православные Палестины ждали напрасно. Преемник Иоанна, законный император Василий II, несмотря на военную доблесть, так и не получил возможности продолжить наступление на юг. Междоусобицы, за которыми последовала долгая война с болгарами, требовали его безраздельного внимания. Лишь дважды он смог побывать в Сирии — чтобы восстановить господство Византии над Халебом в 995 году и дойти до самого Триполи в 999-м. В 1001 году он решил, что дальнейшие завоевания бессмысленны. С халифом Фатимидов заключили перемирие на 10 лет, и затем более чем на полвека воцарился мир, который почти не нарушался. Граница между империями прошла по линии побережья между Баниясом и Тортосой до Оронта южнее Кесарии-Шайзара. Халеб официально оставался в сфере влияния Византии, но династия Мирдасидов, основанная там в 1023 году, вскоре приобрела фактическую независимость. В 1030 году ее эмир нанес разгромное поражение византийской армии. Однако на следующий год Византийская империя компенсировала себе потерю Халеба поглощением Эдессы[8].

Мир устраивал и византийцев, и Фатимидов, ибо и те и другие были встревожены возрождением Багдадского халифата при тюрках, пришедших в поисках лучшей доли из Центральной Азии. Фатимидский правитель, которого мусульмане-шииты считали истинным халифом, не мог допустить того, чтобы Аббасиды укрепили свои притязания; а Византия считала свою восточную границу более уязвимой, чем южная. Страх перед тюрками заставил Василия II сначала аннексировать армянские провинции, лежавшие ближе всего к империи, а затем захватить самые юго-восточные районы страны — княжество Васпуракан. Его преемники продолжили ту же политику. В 1045 году царь Ани, главный правитель Армении, передал свои земли императору. В 1064 году империя поглотила последнее независимое армянское государство — Карсское царство.

Присоединение Армении было продиктовано военными соображениями. Опыт учил тому, что на армянских князей нельзя полагаться. Да, они были христиане и не могли ожидать никаких выгод от мусульманского завоевания, все же они оставались еретиками и, будучи таковыми, ненавидели православных еще более страстно, чем любых мусульман-угнетателей. Несмотря на постоянную торговлю и культурные связи, несмотря на то, что множество армян переселилось в империю и добилось там высочайшего положения, враждебность так и не угасла. Однако, как показала прошлая приграничная война, из долин Армении было легко проникнуть в самое сердце Малой Азии. С военной точки зрения власти проявили бы непростительную глупость, если бы не попытались взять под свой контроль такой чреватый опасностями регион. Однако в политическом смысле присоединение оказалось не столь благоразумным. Армяне противились византийскому правлению. Хотя византийцы могли укомплектовать границы своими гарнизонами, внутри этих границ проживало многочисленное и недовольное население, всегда готовое на измену и уже сейчас, не связанное узами верности с местным правителем, принявшееся бродить по империи, распространяя беззаконие. Более прозорливый государственный муж, не такой одержимый военными победами, как византийские императоры-полководцы, не торопился бы создать армянский вопрос, уничтожая единство империи и прибавляя к ее подданным строптивое меньшинство.

Северная Сирия перешла в руки христиан, но христиане Южной Сирии и Палестины находили бремя владычества Фатимидов не таким уж тяжким. Им пришлось пережить лишь один короткий период гонений, когда халиф аль-Хаким, сын матери-христианки и воспитанный в основном христианами, внезапно обрушился против авторитетов и догм, окружавших его в детстве. В течение десяти лет, с 1004 по 1014 год, несмотря на все увещевания императора, он издавал указы против христиан; он конфисковал церковное имущество, потом стал сжигать кресты и приказывал строить маленькие мечети прямо на крышах церквей, а в конце концов приказал сжечь и церкви. В 1009 году он повелел разрушить сам храм Гроба Господня на том основании, что ежегодное чудо схождения благодатного огня, отмечаемое там в канун Пасхи, — кощунственная подделка, и это не может быть иначе. К 1014 году около тридцати тысяч церквей было разграблено и сожжено, и многие христиане ради спасения собственной жизни для виду приняли ислам. Подобные же меры принимались и против евреев. Однако нужно заметить, что и мусульмане тоже подвергались огульному притеснению со стороны своего религиозного вождя, который при этом не перестал брать к себе на службу христиан. В 1013 году в качестве уступки императору христианам было позволено переселиться на территорию Византии. Гонения остановились лишь тогда, когда аль-Хаким стал убежден в своей собственной божественности. Об этом публично объявил его друг ад-Дарази в 1016 году. Поскольку мусульман подобное поведение повелителя и единоверца шокировало куда сильнее, чем могло бы шокировать неверных, аль-Хаким стал покровительствовать христианам и евреям и нанес удар уже по мусульманам, запретив им поститься на Рамадан и совершать паломничество в Мекку. В 1017 году он дал полную свободу вероисповедания христианам и иудеям. Вскоре около шести тысяч недавно отрекшихся вернулись в паству. В 1020 году церквям вернули конфискованное имущество, в том числе и материалы, взятые из развалин строений. В то же время был отменен закон, требовавший от иноверцев одеваться иначе. Но к тому времени халиф, который велел на богослужениях в мечети произносить его имя вместо имени Аллаха, уже успел вызвать к себе ярость со стороны мусульман. Ад-Дарази бежал в Ливан и основал там секту, чьи приверженцы стали называться друзами от его собственного имени. Аль-Хаким исчез в 1021 году. Вероятно, с халифом расправилась его честолюбивая сестра Ситт аль-Мульк; но его судьба по сию пору остается покрыта тайной. Друзы верят, что в положенное время он вернется вновь.