Особенное опасение России вызывало и то, что Австрия еще до объявления войны Франции двинет свой флот в Дарданеллы на соединение с оказавшимися в турецких водах двумя германскими крейсерами. Целью такой акции могло стать оказание военного и политического давления на турецкое руководство, прорыв в Черное море и принуждение Болгарии присоединиться к Тройственному союзу. В Foreigh Office хотя н не были обеспокоены этой проблемой подобно своим петербургским коллегам, но тем не менее дали указание поддерживать на переговорах в Париже все предложения российской стороны, касающиеся скорейшего объявления Францией войны Австрии. Наконец, 11 августа 1914 г. французский посол покинул Вену.

После того как дипломаты расставили все точки над i, в Средиземном море для блокады Дарданелл остались два английских крейсера – “Indefatigable” и

“Defence”. Несколько позже к ним присоединились три английских и два французских корабля. Их основная задача состояла в том, чтобы не допустить выхода из пролива “Goeben” и “Breslau” – уничтожение этих крейсеров оставалось в силе даже в том случае, если бы они вышли под флагами нейтральных государств.

Тем временем обстановка в самой турецкой столице все более накалялась. Несмотря на преобладание партии сторонников невмешательства в войну во главе с великим визирием, происходило усиление позиций прогермански настроенной группировки во главе с военным министром Энвером-пашой. С их стороны не исключалась возможность совершения государственного переворота при содействии “Goeben” и “Breslau”, а также при активной поддержке германской военной миссии, которой удалось установить полный контроль над турецкой армией.

Единственным противовесом в создавшемся положении могла стать эскадра союзников, но по ряду причин она не могла войти в Дарданеллы, так как минные заграждения пролива находились в ведении Энвера-паши. В той ситуации в Лондоне представляли себе только один выход, а именно – присутствие английских и французских кораблей перед входом в пролив и оказание тем самым моральной поддержки великому визирю и его сторонникам.

Уже в первые недели войны на совместных совещаниях высших чиновников британского МИД и лордов Адмиралтейства стали всерьез размышлять над вероятностью форсирования Дарданелл в качестве ответной меры в том случае, если в Турции все же установится военная диктатура. Тем временем ситуация в самом Константинополе продолжала ухудшаться. В сентябре 1914 г., когда в Лондоне уже не сомневались в факте вступления Турции в войну на стороне Германии, в британском МИД заговорили о разделе Турции, полагая, что дни Османской империи сочтены и ей пришло время прекратить свое существование.

Однако в виду того, что четкого плана войны с Турцией у государств членов блока Антанты не существовало, а вероятность военного столкновения нарастала, Первый Лорд Адмиралтейства Уинстон Черчилль созвал совещание из представителей морского и сухопутного ведомств и начальников штабов, на котором предложил рассмотреть дарданелльский вопрос. Предложение Черчилля было встречено далеко неоднозначно, и во время обсуждения между участниками совещания развернулась острая дискуссия.

Противники форсирования Дарданелл обосновывали свои доводы несколькими аргументами. Прежде всего они исходили из соображений специфики географического положения пролива. Как известно, его длина простиралась до 70 км, наибольшая ширина равнялась 7,5 км, наименьшая – 1,3 км. Глубины составляли от 46 до 106 м, что по мнению противников форсирования позволяло туркам выгодно выставить минные заграждения и расположить противолодочные средства с целью затруднить подводную войну. В сочетании же с береговыми батареями орудий разных калибров создавались сильные оборонительные позиции, считали они. Также учитывались и другие важные обстоятельства.

Англичане как никто другой хорошо знали о том, что бульшая часть укреплений пролива представляло собой старые, открыто стоящие форты, построенные английскими и французскими инженерами еще в 1877-1878 гг. Вооружение этих фортов состояло из устаревших орудий, но в 1912 -1913 гг. турки под руководством германских инструкторов соорудили там несколько новых, крупповских батарей, укрытых в “складках” местности. Все оборонительные сооружения группировались таким образом: вначале располагались форты у входа со стороны Эгейского моря, затем на высотах мыса Кефец, потом у Чанаккале (Чанака) и у мыса Нагара. В целом артиллерия насчитывала около сотни орудий с дальностью стрельбы из крупнокалиберных пушек в 7,5 км – 9,6 км, что в совокупности всех факторов затрудняло прорыв флота к Босфору.

Между тем экипажи “Goeben” и “Breslau” не только не покинули Константинополь, но в дополнение к ним в Турцию через территорию Румынии и Болгарии прибывали большие партии немецких военнослужащих: офицеров, матросов и морских пехотинцев, а турецкие канонерки начали проявлять повышенную активность в Красном море. К этому добавились опасения России за свое положение на Черном море, которые оказались далеко не беспочвенными. 28 октября 1914 г. “Goeben” и “Breslau” вышли из Босфора в Черное море, а 29-30 октября турецко-германская эскадра потопила под Севастополем транспорт “Прут” и обстреляла приморские города Одессу, Севастополь, Феодосию и Новороссийск. Донесение главнокомандующего объединенной германо-турецкой эскадрой немецкого контр- адмирала В. Сушона, руководившего операцией, вызвало неподдельную тревогу среди турецкого руководства. До этого инцидента Османскую империю еще можно было удержать от вступления в мировую бойню, так как великий визирь, принц Саид-Халим и их единомышленники являлись противниками участия в войне. Теперь это стало проблематичным.

В ответ на враждебные акции крейсеров Россия самостоятельно, не поставив в известность союзную Англию и Францию, 31 октября 1914 г. объявила Турции войну; 2 ноября 1914 г. Николай II подписал манифест об объявлении войны Турции. В манифесте подчеркивалось: “Безрассудное вмешательство Турции в военные действия только ускорит роковой для нее ход событий и откроет России путь к разрешению завещанных ей предками исторических задач на берегах Черного моря”. Как выразился С.Д. Сазонов, теперь Россия желала бы получить прочные гарантии на Босфоре.

9 ноября министр иностранных дел Англии Э. Грей сделал русскому послу А.К. Бенкендорфу совершенно неожиданное и сенсационное заявление. Впрочем, принимая в расчет соблюдение прежде всего собственных политических интересов, можно предположить, что это был всего лишь расчетливый ход дипломатии “туманного Альбиона”, который вряд ли бы перерос в практическое воплощение. Тем не менее Грей произнес такие слова: “Если Германия будет раздавлена, судьба Проливов и Константинополя не может быть решена иначе, как сообразно с выгодами России”. Король Георг V пошел еще дальше и сказал Бенкендорфу буквально следующее: “Что касается Константинополя, то он должен быть вашим”.

Таким образом, отношение России к судьбе Проливов обозначилось в иной, диаметрально противоположной плоскости по сравнению с августом 1914 г. Теперь любая информация из Лондона о ходе дебатов по дарданелльской проблеме в Петербурге воспринималась особенно внимательно. Там четко осознавали, что замыслы союзников в отношении форсирования Дарданелл и захвата Константинополя становились для России весьма нежелательными, так как коренным образом противоречили ее исконным геополитическим интересам. Эти интересы Россия преследовала начиная с 1770-х -1780-х гг., когда кабинет Екатерины II занимался разработками планов утверждения сначала на европейском берегу Босфора, а затем и прямого захвата Проливов и вторжения в Константинополь. Теперь вопрос о том, кто будет владеть столицей Османской империи – Россия или Англия – приобретал особую остроту.