В тот момент мне стало не по себе. Я поняла, насколько детскими были мои попытки влезть в эту историю, как мало я знаю о своём противнике. Мне не терпелось вернуться домой и решить эту проблему, но вежливость требовала хотя бы досидеть ужин до конца и дать-таки интервью, ради которого всё началось.

Но вот ужин закончился… и Андрей предложил поехать к нему и всё же закончить интервью. И… да, я не смогла устоять. В конце концов, первая любовь не так просто забывается.

Мы говорили всю ночь, и, если признаться, тогда я познакомилась с совсем другим Андреем. Уязвимым, неуверенным в себе, как будто вместе с одеждой он снял маску авторитетного журналиста. Он трепетно хранил подарок от погибшей возлюбленной – особенный кулон с авантюрином в виде сердца. И мне бы стоило в тот момент что-то заподозрить, но я была очарована новой гранью этого человека и не хотела ничего замечать.

А новое утро перевернуло всё с ног на голову. Уходя от Андрея, я случайно столкнулась с Серёжкой и его сыном. Это была наша первая встреча и любовь с первого взгляда… во всяком случае, так было со мной. А ещё через полтора часа, воспользовавшись образом Златоглазки и преодолев все мыслимые барьеры в лице наших бравых полицейских, я узнала от того самого главаря одного звена, что есть руководитель банды, а есть мозг – интеллигентный журналист, натянувший что-то вроде супергеройского трико, и называют его Воробей. И вот в этот момент колокольчик тревоги зазвенел вовсю, а я вспомнила тот кулон, который мне показывал ночью Андрей. Потом посмотрела на свой… и мысленно попросила все небесные силы сделать всё так, чтобы оно было не тем, чем кажется. «Ха-ха-ха», ответили небесные силы. Примерно через год слежки я поняла – ошибки быть не может, Воробей – это Андрей, Сокол – это его брат, Дмитрий Соколовский, скрывающийся под маской легального бизнесмена. И самое главное – они устроили всё так, что ничего нельзя было доказать. И всё, что мне оставалось – придумать хоть что-то, что могло бы им помешать и при этом не расстроить мою реальную жизнь, закрутившуюся юлой…

А потом грянул гром. Я была настолько занята своей жизнью – замужеством, материнством, писательством – что не заметила, как пропустила катастрофу. Началось всё с простого – сын соседки, приличный мальчик, подсел на наркоту, и я, достав с полки запылившийся кулон, принялась выяснять, где парень вообще сумел раздобыть эту дрянь. И, собирая по крупицам информацию в досье, однажды поняла простую вещь. Пользуясь своим положением, Андрей научился манипулировать обществом – он писал такие репортажи и статьи, где вроде бы пропагандировался здоровый образ жизни и всё такое, но отдача была совсем другая. В моду вошла символика наркотиков, бутылка пива и сигарета стали символами взросления, а кто поставлял это в добрые руки ребят подходящего возраста? Замечательный легальный бизнесмен Дмитрий Соколовский, содержавший ларьки, продающие всё это несовершеннолетним. А главное, журналист Андрей Воробьёв оставался не при чём – его статьи выглядели гласом того самого пророка, которого нет в нашем отечестве…

Конечно, я запомнила всё это так, но Нику рассказала немного иначе. Ему не следовало знать о том, что у меня есть семья, о чём-то личном. В конце концов, несмотря на то, что я выболтала почти всё, что могла, это всё было обо мне. Семья должна оставаться за кадром.

– То есть, ты сейчас не можешь зарядить талисман потому, что тебе пришлось выступать против человека, которого ты когда-то любила? – спросил Ник.

Мгновение назад я затянулась очередной сигаретой, уже третьей подряд; несмотря на то, что курильщик из меня так себе, организм этот удар выдержал. Но в тот момент, когда Ник спросил, я не выдержала и закашлялась.

– Бросай уже, – недовольно пробурчал Ник. – Сколько можно паровоз изображать?

– Ой, неужели я слышу шуточки? – я показала ему язык. Затем вспомнила его вопрос и выдохнула. – Ник, это было давно. Настолько давно, что уже не имеет значения. Причина в другом, и я никак не могу понять, в чём именно. Если только… если только я не выгорела, как тот парень, который отдал мне талисман.

Ник обнял меня за плечи, его не смутило ни то, что я всё ещё курила, ни то, что мы сидели под дождём прямо на земле. Ну да, конец мая, уже по-летнему тепло, но всё же…

– А если и выгорела, – неожиданно заговорил Ник, – что могло тебя так… эээ… выжечь?

Я пожала плечами. Подумала немного.

– На самом деле в геройском деле мало приятного, – неожиданно для себя призналась я. – Самое, наверное, болезненное, что может быть – это понимание, что иногда ты бессилен. У тебя есть суперсила, ты умеешь летать и становиться невидимкой, но какой-то Воробей смог больше. Он смог сделать модными наркотики, алкоголь. Он убивает больше людей, чем я могу спасти.

Я сжалась в комочек, обняла колени руками. Ник всё ещё был рядом, и с ним было так тепло, как будто мы знали друг друга целую вечность, а не каких-то полтора месяца.

– Кстати, если Воробей работал такими методами, зачем ему вообще нужен костюм? – спросил Ник.

Я поколебалась мгновение.

– Ну… Если честно, не для геройства.

– Я это и так понял, – сказал Ник.

– Тут всё несколько сложнее, – я немного помолчала, подбирая подходящие слова. – Дело в том, что он – потрясающий психолог. Он понимает свой талисман, и потому пользуется им как-то иначе, чем я. А ещё он – потрясающий аналитик. Делает невероятные прогнозы, и они почти всегда сбываются. – Я ещё немного помолчала. – Костюм усиливал эти способности и позволял Воробью заглядывать в будущее. И единственное, что не поддавалось его прогнозам, были мои выступления, потому что я сама не знала, когда и как появлюсь в следующий раз.

– Наверное, его бесило то, что он не мог тебя просчитать, – задумчиво протянул Ник. Задумался ненадолго. – А тебя он не бесит?

Я пожала плечами.

– А должен?

– Он же подсадил на наркоту сына твоей соседки, – не унимался Ник. – Он столько всего сделал… Тебя это не злит?

– Меня злят твои вопросы, – процедила я. – Ник, он такой же человек, как все. Живёт, как может, крутится, как умеет. Я его понимаю, в конце концов, я его даже любила. Нет, я не поступила бы так же, но… Я его понимаю.

– Ты, наверное, реально выгорела, если не видишь разницы, – Ник повертел пальцем у виска. – Понять не равно простить, Крис. Это очень разные понятия, но между ними тонкая грань, которую нельзя переступить.

– Тоже мне умник нашёлся, – невнятно проворчала я.

Его слова зудели внутри, как надоедливая муха, и я с неудовольствием понимала, что он прав, чертяка такой. Не знаю, что меня так размягчило, ещё три месяца назад я говорила, что с удовольствием отправлю его на смертную казнь, если представится такой случай.

Понимание пришло одновременно с этой мыслью.

– Ник… знаешь, похоже, это и вправду конец, – выдохнула я. – Наверное, мне надо отдать талисман кому-то ещё.

Он обернулся ко мне. Он был так близко, у него были такие красивые зелёные глаза – как у Андрея когда-то. Только Андрей был лицемером и хамелеоном в человеческом облике, а Ник был живым, настоящим, искренним. Его глаза горели незнакомым мне огнём, и на миг я почти поверила, что для моего супергеройского альтер-эго ещё не всё потеряно.