вопреки этим выгодам, не раз отговаривали дочь от замужества с молодым палачом Вандом. Родители Лайз, по примеру верований эльфов, почитали все живое в этом мире, верили в силу духов. Потому они негативно относились к ремеслу палача, насильно вторгающегося в человеческие жизни по воле других людей, а не матери Природы или судьбы.

Лайз не слушала родителей. Она очень сильно любила Ванда. Этот крепкий, серьезный, неразговорчивый парень, несмотря на свою нелюдимость, был очень нежен с ней, заботлив и надежен. Она была уверена, что Ванд будет любить ее всегда, никогда не предаст, сделает все для их счастья, для счастья будущих детей.

Она по собственному страстному желанию вышла за него замуж, родила сына и ни дня не пожалела о сделанном выборе.

Однако в последнее время Ванд очень сильно ее беспокоил…

Она заметила, что он чаще обычного обращается к духам. Он стал нервозен, суетлив, задумчив. На днях она встретила командира городской стражи, и он участливо поделился с ней тем, что Ванд, мастер своего дела, стал допускать ошибки в своем ремесле, которые уже заметили городские власти. Он просил Лайз поговорить с мужем, предупредить и образумить его. Лайз неоднократно пыталась поговорить с Вандом по душам, узнать, что тревожит и заботит его. Но Ванд лишь отмахивался и заверял ее, что с ним все в порядке, что он скоро все уладит и все будет как прежде.

Лайз старалась поверить мужу, уговаривала себя, что все наладится. Считала, что Ванду лишь нужно отдохнуть, восстановить силы, и тогда он станет прежним, сильным и уверенным. Но чувство тревоги, предчувствие надвигающейся беды, не возврата былого счастья и благополучия неотступно преследовали ее…

В то утро она сквозь сон, на мгновение пробудившись от шума, суетных движений собирающегося мужа, увидела, как Ванд укладывает в сумку свою рабочую одежду, жгуты, перевязочный материал и склянки с лекарственными мазями и снадобьями.

Лайз машинально, привычно спросила мужа, куда он собирается? Ванд встрепенулся, но через секунду оправившись, ответил, что у него возникли срочные дела. Он заверил ее, что быстро управиться и вернется домой еще до ее пробуждения. Лайз закрыла глаза и погрузилась в свой прерванный сон. Однако яркий мерцающий блик на границе сознания призывал ее к пробуждению. Он все тревожней и тревожней бередил ее душу.

Она вскочила, задыхаясь от волнения. С каждой секундой внутренняя тревога все нарастала. Возбужденный мозг со скоростью молнии рождал мысли о том, что на сегодня нет никаких казней. Для казни палачу без надобности лекарские предметы…

Сотрясаясь всем телом от нарастающей тревоги, Лайз заглянула во все комнаты дома, выбежала во двор в поисках мужа и сына. Но она никого не нашла…

Ведомая материнским чутьем, она, наспех накинув поверх ночной рубахи подвернувшееся под руку платье, побежала на городскую площадь, прямиком к дому стражи. Прорвавшись к знакомому командиру стражников, она сухо и быстро изложила свои подозрения и просила немедленно организовать поиски ее мужа и сына. Командир, зная о странном поведении палача, тут же организовал поисковую операцию. Во все концы города были направлены группы стражников.

В это время Ванд говорил с сыном:

— Мой любимый сын, я сильно виноват пред людьми, пред духами. Мою вину уже не смыть, она плотно впиталась в меня, она сидит под моей кожей. Однако я могу помочь тебе избавить тебя от этой вины, от этого проклятья предков, от этого ужасного ремесла…

И, обернувшись вправо, он добавил:

— Не мешайте мне, Инде, Сиор. Я хочу защитить свое дитя, избавить его от душевных страданий, избавить его от проклятья!

Напуганный Тиу, не выдержав, спросил отца:

— Отец, с кем ты говоришь? Я ведь здоров! Откуда у меня проклятье?

Ванд потрепал Тиу по голове, поцеловал его в лоб. Затем, взяв его правую руку, крепко перевязал ее жгутом выше локтя. Посадил сына на колени, немного придавил его сверху своим телом и положил его руку на колоду. Он вложил в рот Тиу деревянную щепу и сказал:

— Сын мой, крепко прикуси щепу и не выплевывай ее, покуда я тебе не скажу. Видишь там, у дома желоб с него капает вода. Смотри на эти капли, считай их и чтобы ни происходило, не отводи от них взгляд. Только так мы сможем снять с тебя проклятье.

Тиу очень любил и уважал отца. Отец был для него примером. Он безоговорочно верил его словам. Раз тот говорил о наложенном на него проклятии, значит, так оно и было. И лишь его любимый сильный отец сможет снять его.

Через пару секунд мальчик, даже не успев крикнуть, потерял сознание и безвольно упал на землю. В это время Ванд обрабатывал открытую рану ребенка, обильно поливал снадобьями, перевязывал. Затем Ванд взял сына на руки и отнес в охотничий дом.

После он вернулся к колоде, крепко перевязал свою правую руку жгутом выше локтя, сел на колени, тщательно примерился к деревянному срубу, выбирая позу, занес топор и нанес рубящий удар. Поза была неудобной, действовать приходилось левой рукой. Он допустил ошибку и не смог отрубить себе руку одним ударом. Однако он даже не вскрикнул, лишь до хруста прикусил щепу во рту и нанес еще один удар. Этот удар был точен, и его правое предплечье упало на землю рядом с маленьким обрубком руки его сына. Ванд обработал и перемотал свою рану и улегся на траве. На его лице читалась блаженная улыбка.

В это время по лесной тропе бежала стража, впереди которой неслась Лайз. Она еще издали увидела роковое движение мужа, рубящего свою руку. Нечеловеческий крик вырвался из ее груди …

Тиу пришел в себя через несколько дней. С ним была его измученная мать. Несмотря на опухшие от слез глаза, она старалась выглядеть веселой, говорила с ним, пела ему песни, рассказывала былины. И лишь при упоминании сыном отца она ожесточалась, отворачивалась, сухо отвечала, что отец там, где ему место, что отец преступил грань и утратил право на сына.

Тиу чувствовал боль, чувствовал произошедшие изменения, чувствовал ограниченность своих движений. Но он искренне не понимал, в чем вина его отца? Ведь отец избавил его от проклятья, которое жило в его руке. Теперь проклятья нет. Почему они не могут жить как прежде, счастливо?

Лишь повзрослев, Тиу понял, осознал все произошедшее, все содеянное его любимым отцом…

— Арн, такова моя история, таково мое прошлое. Я не берусь судить, было ли на мне проклятье или нет, прав ли мой отец или нет? Я