У мужа шок.

И Артуру это нравилось.

— О да… — чувствовал он победу. Растущее желание познать меня глубже. — Как же хорошо, — подрагивало его тело. Напрягались мускулы пресса, шеи и плеч. Уверенно росло то, что скрывали черные брюки — аккурат на уровне моего лица. Я старалась туда не смотреть. Только бы все ограничилось пальцем. — Это тепло, — делился ощущением Артур. — Я его чувствую… Тепло твоего рта. Как ты щекочешь его языком. Как ты его лижешь. Ласкаешь губками и заставляешь меня нервничать. Думать о совсем другом. Заставляешь хотеть большего. — Я не выпускала палец изо рта и покорно смотрела в эти глаза. В эту жестокую синеву. Я боялась, что это случится сейчас. Он не станет медлить и возьмет с меня плату. Сделает то, ради чего пришел. — Ну хорошо, достаточно.

Он вытащил палец. Довольно провел им по моим натертым губам. Нам обоим было ясно, что это только начало. Просто игра, он развлекается. Хочет убедиться, что имеет надо мной контроль.

— Тебе понравилось?

— Да, мне понравилось, Уля. Ты умница. Можешь подняться. Не стой на коленях. Я не собирался тебя унижать. Ты ведь женщина. Причем моя. Я тебя не обижу.

Я выпрямилась. Думала, что он не станет на меня давить и признает, что это была просто выходка. Что он пьян и не контролирует себя. Но правда была в том, что Артур не пьет. Он не употребляет алкоголь, чтобы всегда быть в тонусе. Всегда готов к атаке, словно хищник. Кровожадный вожак волчьей стаи. Его волки стояли по периметру зала и смотрели, как он измывается надо мной.

Артур делал шаг за шагом, заставляя меня пятиться к стене. Я отходила назад, но уже через пару секунд оказалась в ловушке. Он накрыл меня своей огромной тенью и завис, принюхиваясь. Как и положено животному.

— Я думала, все кончено.

— Ничего не кончено, — звучало надо мной.

В сладковатом запахе одеколона вперемешку с влажным и горячим телом. Он просто дышал в меня жарой. Она шла от груди, от рук, просачивалась сквозь рубашку. Я видела, как капелька пота скользит по его лбу. От напряжения. Желания. Неимоверной жажды овладеть мной именно сейчас, в эту ночь. Потому что он сам так решил.

— Прости, что убежала.

Он склонился ко мне и протяжно выдохнул на кожу шеи. Слева. Ниже уха. Сразу под сережкой с бриллиантиком. Я ощущала, как он еле прикасается губами. Скользит вдоль пульсирующей вены, словно вампир. Как будто собирался выпить кровь.

И я боялась потерять контроль. Я будто и правда теряла силы. Он высасывал их одним только вдохом. А когда выдыхал, то теплый воздух превращался в дрожь моего тела. От самой только мысли.

Это он. Так близко.

И Артур — не Макс. Он не остановится. Даже умолять бессмысленно. Лучше смириться, прикусив губу. И терпеть.

— Зачем ты ушла? — шепнул он на ухо. — Зачем заставила меня страдать? Ты ведь знаешь, я скучал. Я много думал о тебе, малышка. Представлял тебя голой. Потной. Подо мной. С завязанными глазами. И в наручниках. Дрожащую от эндорфинов, — добавил он и лизнул языком ключицу.

Это было как удар электрошоком. Кожу обожгли мурашки, на затылке стали дыбом мелкие волоски. Артур заставлял меня чувствовать слабость. Беззащитность перед ним. Перед пропитанными сексом словами. Каждый звук, каждое дыхание, каждое движение этого подонка прорезали путь к блаженству.

Но я не могла ему отдаться, я питала чувства только к Максу.

Больше ни к кому. И точка.

4

Ульяна

Я понимала, что должна что-то сделать. Что-то попытаться предпринять, пока еще не слишком поздно. Зал опустел, пути отхода перекрыты головорезами Артура. Если Шептицкий зажал немного денег на охрану, то у моего поклонника с этим было все в порядке. За ним стояла мини-армия, банда. Это страшные люди. И во главе таких ячеек всегда находятся те, кто страшнее других. Главари.

Аксенов — их главарь. И он даже в одиночку мог бы справиться с охраной, будь она на этой свадьбе. Но мне кажется, что тогда бы Артур не смог сполна насладиться мной — не отвлекаясь, не растрачивая силы зря. Он их берег для другого. Отнюдь не для драки.

Как же мне быть? Что делать, чтобы избежать кошмара?

— Я не могу быть твоей. Теперь я жена. И это мой муж. Прости.

Артур жарко дышал в мою шею. Прислонился пахом к животу. Я ощущала его, это растущее напряжение. Как его член неумолимо твердел — он становился тверже стали. И казалось, что вот-вот заставит швы трещать. Ему стоит расстегнуть ремень, чтобы дать ему воль. Он сильный, безбашенный. Просто возьмет и нагнет меня здесь, на этом столе. Пока другие смотрят. Включая жениха.

Но была еще надежда не шагнуть за грань. Не допустить тех движений, после которых уже шла точка невозврата. Это как играть с ядовитой коброй. Прекрасно знаешь, что она опасна — смертельно опасна, она рядом, сейчас бросится, убьет. Но ты не можешь убежать, вместо рывка ты медлишь. Не хочешь спровоцировать, пока змея шипит и раздувает капюшон в преддверии броска.

Я смотрела через мощное плечо на бандитов с оружием. На пустые столы. И на Никиту, который судорожно шарил по карманам брошенной гостями одежды. Он искал телефон. Придумал легкий способ выбраться, спасал свою душонку. Но если бы все было так просто, то я бы не текла сейчас как свеча под горячим фитилем.

Артур такого не пропустит. Он просто накажет.

— Как жаль, — выдохнул он, кивая. — Ты ведь права, абсолютно права, Ульяна. Нельзя вот так творить дела — домогаться невесты. Когда муж стоит рядом.

— Да. Так нельзя.

— Конечно… Нет, правда. — Он кивал в знак одобрения и гладил меня по щеке. Где застыла слеза от первого шока. — То, что я собрался с тобой делать — это не очень честно в отношении пацанчика. Согласна?

— Конечно. Он такого не заслуживает.

— Полагаю, если ты решила выйти за него, то он достойный кандидат, не так ли? Наверняка он лучше других, лучше всех. Лучше меня… Он тебя сильно любит?

— Он… — не знала я, что ответить. Было трудно ему врать. — Никита хороший.

— Хороший? — повторил Артур. И на его губах стала расти улыбка. С привкусом иронии. — Что ж, я должен узнать его лучше. Этого Никиту… Никита! — окликнул он Шептицкого.

И тот испуганно подскочил. Держа в ладони телефон. Видимо, все никак не мог разблокировать — снять блокировку экрана. Но ведь есть же экстренные номера. Как можно так тупить? Он просто безнадежен.

— А?