— Здравствуйте. Я немного занята, по этому...

— Извините, я Вас не отвлеку надолго, Вера Сергеевна.

— Вы меня знаете?

— Да. Вы мама Саши.

— Гм...

— Вера Сергеевна, ещё раз извините, пожалуйста, я просто хотела спросить: Вы не знаете, где Саша?

— Нет. Не знаю. А зачем он Вам? И почему Вы в слезах? Что у Вас случилось?

— Это не важно, — хлюпнула носом посетительница. — Скажите, где Саша? Мне с ним срочно нужно поговорить!

— По поводу чего?

— Это личное...

— Ах, личное, — подозрительно прошептала мама и, чуть покосившись в мою сторону, пошла на хитрость: — Понимаете ли... Простите, как Вас зовут?

— Извините, я не представилась. Меня зовут Маша.

— Маша, а откуда вы знаете моего сына?

— Мы с Сашей учимся в одной группе в институте. И, — девушка явно сдерживала истерику, — и дружим с ним.

— Дружите?

— Да. Давно дружим, — раздался девичий всхлип.

— Поняла. Так вот, Маша. Я не знаю, где сейчас находится мой сын, но, если Вы мне расскажите всю правду — всю! Вы слышите меня?! Всю!! До малейших подробностей, то я попробую Вам помочь в его поисках.

— Правду?

— Да! Правду и только правду! — сказала мама и неожиданно потребовала: — Признавайтесь, у вас с Сашей роман?

— Это неважно... — всхлипнула одногруппница.

— Что значит «неважно»?! Роман или нет?! — продолжала настаивать родительница.

— Простите, Вера Сергеевна, я Вам на этот вопрос ответить не могу. Это секрет, — наконец зарыдала Маша и, резко отстранившись, проговорила: — Извините! До свидания! — вероятно, убежала по коридору.

— Что значит, не могу?! Девушка, вернитесь! — крикнула мама ей в след и бросилась за ней. — Стойте! Девушка, стойте!

— Этой-то что надо? — выдохнул я, выйдя из своего убежища. Потёр ладонями лицо и присел на диван. — Уже жалею, что поддался на уговоры Давида.

О том, чтобы я предложил небольшую роль и взял в поездку Машу Демакратичковскую, меня просил лично Давид Эдуардович Хачикян.

«Саша, аказав эту нэ балъшую услугу её папэ, ты с ным савсэм помэриться сможэшь».

В тот день я, собственно, пояснил «липовому» учителю, что с её папой — режиссёром, я и не ссорился никогда.

«Это у него маленько с головой проблемы, вот он ко мне и привязывается», — было моим аргументом.

Давид соглашался, но, тем не менее, не прекращал просить. И я, в конечном итоге, поддался на уговоры и согласился, тем более Давид был прав — взять одногруппницу в поездку, и тем самым оказать услугу её папе, мне, действительно, ничего не стоило. И я, абсолютно не ожидая никаких проблем, предложил одну из эпизодических ролей Маше. Утвердили её на роль практически мгновенно, что было неудивительно — папа её в режиссёрских кругах был известен и уважаем.

— Интересно, что у неё случилось? — хмыкнул я, закрыв глаза в ожидании возвращения мамы.

Бесконечный день всё никак не собирался заканчиваться. Да что там заканчиваться, ещё и двенадцати дня не было, а я уже устал от всех этих «сантабарбар».

Мама вернулась через пять минут и ожидаемо устроила мне допрос с пристрастием.

— А ну быстро говори, что у тебя с этой Машей и почему она плачет?

— Плачет? — якобы удивился я и пожал плечами: — Не знаю. Я тут не причём.

— Опять не причём?! А ну говори: у тебя с ней тоже что-то было?! Она что, беременна?!

— Не знаю… э-э… — опешил прилежный сын от такого предположения.

— Что значит, не знаешь? — даже приоткрыла от удивления рот мама.

— Да нет, конечно! Что ты?! — быстро взял я себя в руки и даже головой замотал для убедительности: — Нет! Нет! И ещё раз нет!

Но это маму не устроило.

— А ну, честно говори! Прекрати врать! Было?!

— Нет!

— Если бы не было, то она бы и не плакала вовсе! Значит было!

— Да не было ничего! Так, поцеловались разок-другой, вот и всё! — неожиданно даже для себя ляпнул я и тут же пожалел об этом.

— Ах, поцеловались!? Ах, разок-другой?! — взорвалась мамуля. — И она тоже забеременела?

— Да нет! Что ты…

— Не «штокай» мне! Совсем от рук отбился, — заплакала мама и вновь стала причитать: — Отца на тебя нет... Если бы он не погиб...

И вновь пришлось её успокаивать...

Наконец, в сотый раз услышав от меня, что Маша не беременна, во всяком случае, от меня, что всё будет хорошо, и что в Москве разберутся, я таки сумел вселить надежду в завтрашний день.

Она перестала плакать и я, сказав, что хочу к себе в каюту, собрался идти спать. Мама моё решение поддержала и согласилась с тем, что в моём состоянии необходимо отдохнуть и хорошенько подумать о своём поведении.

Чмокнул её в щёчку и вышел в коридор, в котором, к счастью, никого поджидающего меня не оказалось. Не теряя времени, помчался к себе в каюту, с намереньем закрыться там и, чтобы ни случилось, никому не открывать.

К счастью, мне удалось это сделать. По дороге меня никто не перехватил.

Обрадовавшись этому, я написал на листе бумаги объявление, и лейкопластырем приклеил его на внешней стороне двери. Закрыл эту самую дверь на замок, и падая на кровать, провалился в беспробудный сон.

Объявление, висевшее на двери каюты, гласило:

«Пишу новый роман! Ни в коем случае не беспокоить! По всем вопросам обращаться к начальнику экспедиции товарищу Лебедеву!

P . S . (постскриптум): При пожаре и затоплении судна выносить в первую очередь!!

ВАС»

Не знаю, что подействовало на посетителей, но никто до вечера меня так и не побеспокоил. Возможно, просто я был пока никому не нужен. Возможно, грозное объявление сыграло свою роль оберега. А возможно, что из-за нервного стресса я так крепко уснул, что не слышал, как стучат в дверь моих покоев.

Тем не менее, когда открыл глаза, то часы показывали девять часов вечера. Посмотрел в иллюминатор. Судя по всему, погода налаживалась. Шторм прошёл. Облачность была умеренной, а заходящее солнце, своими лучами освещало, всё ещё слегка волнующиеся, морские просторы.

Потянулся и пошёл в санузел, что был совмещён с каютой. Ну да, именно такую каюту я себе смог выбить на второй день похода. В ней