Всю дорогу та хватала парней за руки и уверяла, что видела… ВИДЕЛА… утопленника. Он посмотрел на неё из воды, улыбнулся и пообещал встретиться снова. Потом Иринка стала нести ерунду, что это её жених и что вместе они будут счастливы. Надо лишь три дня подождать. Три! И всё. Она дождётся. Ей же здесь очень нравится. Вот не хотела ехать, думала – скукотень это их Заонежье, а вышло – загляденье. Останется на все лето. Друзей позовёт. А потом и вообще жить переедет.

Баба Света глянула на их чуднуˊю компанию и сразу всё поняла.

– Я тебя что просила? – потрясла она кулаком, наступая на Толика. – Я о чём с тобой разговаривала, аспид?

– Она сама, – растерялся Толик. – Кто её заставлял в воду лезть?

– А мокрая! Мокрая! Что стоишь? – набросилась она на вторую внучку. – Быстро домой!

Толик сбросил оседающую Иринку на руки Игорьку, отступил за калитку и бочком-бочком рванул по проулку. Надо было поскорее оказаться дома, переодеться и постараться как-то так всё рассказать матери, чтобы она не поверила больше ничьим рассказам.

Он вернулся к месту вечеринки, разогнал задержавшуюся мелкоту, смотал удочки, переоделся – его одежда так и валялась на берегу, по ней всего лишь кто-то несколько раз пробежался, – и отправился домой. С Онежской улицы свернул на огороды, где была безопасная тропа и где мало кто ходил. Дождь сеял, воздух наполнялся электричеством.

Мать стояла в дверях дома и смотрела на дорогу. Изба была полна света. Даже над задним крыльцом горела лампочка, а включали её, только когда кормили вечером кур. Но куры уже были загнаны на ночь, и сейчас ловили явно не их. В распахнутое окно комнаты был виден стол, заваленный тканью. Непривычно молчащая машинка угрожающе подняла лапку. Увидев всё это, Толик понял, что с возвращением стоит обождать. Он отступил под деревья и заборами побежал к дому Коляна. Дождь зачастил. Толик стащил с пугала плащ, натянул на голову противогаз и забился в сарай. Здесь он уселся под скатом крыши, обнялся с удочками и стал перебирать в голове случившееся.

Почему Иринка заорала? С чего ей вздумалось купаться? Кого увидела, если они с Риткой были в другом месте? Почему вдруг все в деревне так всполошились? Ну подумаешь, пошутили. Они и не такое устраивали. Один сгоревший стог сена у Петровых чего стоил.

Надо, конечно, пойти домой. Но там врежут и удочки переломают. Если остаться здесь и прийти домой в ночи – врежут, а удочки… Нет, с удочками он не пойдёт. Спрячет под стропила крыши в сарае. Колян будет не против. А если немного отсидеться да потянуть время, то можно и драки избежать. Мать вечно занята, за машинкой сидит. Позлится, позлится да успокоится. И если никто Толику неудачную шутку с покойником не припомнит, то через неделю можно будет об этом байки травить у костра. Всем станет всё равно.

Из сарая ничего не было видно, зато всё было хорошо слышно. Мать пробежалась по улице, окликая соседей. Пообещала, что уши оборвёт вернувшемуся сыну, и просила, чтобы сразу отправляли его домой, если увидят, – а то ливень вот-вот.

Небо ворчало. Порывы ветра гнули деревья, сеяли морось. Но сумрак разразился не ливнем, а мелким дождём. Вода разом заполнила всё пространство, и даже прорезиненный плащ с пугала не помогал.

Из разговоров на улице Толик понял, что досталось всем, и Игорьку, и Ритке. Недобрую весть принесла Сонька. Она возбуждённо кричала Коляну через забор, что про розыгрыш Толика знают, что его ищут и что он покойник.

Колян выслушал всё это, стоя на крыльце, почесал затылок, утвердил кепку на её законном месте и, как только Сонька помчалась дальше, повернулся к огороду.

– Сидишь? – крикнул он.

Толик завозился в своём схроне, старая резина заскрипела. Колян спрыгнул с крыльца и пошёл, широко переступая клубничные грядки. Кепка на нём успела намокнуть, козырёк провис. В зубах неизменная соломинка.

– А меня отец всё посылает и посылает посмотреть, что с пугалом. Говорит, ветром плащ сорвало. Я думал, что за бред? В жизни не срывало.

– Ага, сорвало, – поддакнул Толик, плотнее кутаясь в одеревеневшую от времени резину.

Всем своим видом ему хотелось показать, какой он несчастный и какие все вокруг виноватые, но любопытство пересилило.

– Чего там? – кивнул он в сторону улицы.

– Тебя мать ищет.

– И пусть ищет. Как всё успокоится, я в окно залезу.

– Волнуется.

Толик уставился на Кольку:

– А с чего все взяли, что это я? Мы с Игорьком, между прочим, её спасли. Она уже тонуть собралась. А потом на себе тащили.

– А разыграл кто?

– Кто? – сунул нос в воротник плаща Толька. – Не знаю кто.

– Так Ритка первая пробежала по домам и рассказала, что ты предложил новеньких напугать. Ещё и историю про мёртвую свадьбу вспомнил.

– А чего Ритка?

Толик глубже закопался в плащ. Он хотел вообще в нём раствориться, чтобы на некоторое время стать невидимым и неслышимым.

– Ей мать вставила. Ритка всех убеждала, что это не она, но зачем-то в костюме осталась.

– А Иринка? – буркнул Толик, понимая, что всё не так хорошо, как ему казалось. Зря спрятался. Надо было сразу домой идти. Его сделали крайним, и теперь придётся оправдываться.

– Я ходил с народом к ним домой. Баба Света кулаками машет, говорит, чтоб близко больше к её дому не подходили. Всё, что нужно, мы уже сделали. Маринка выбегала на крыльцо, рассказывала, что сестра бредит, вроде как температура у неё. В бреду про утопленника твердит и всё хочет на Онегу пойти.

– А какого лешего они купаться полезли? Могли бы с берега смотреть. Как все нормальные люди.

– Маринка рассказывала, что это всё сеструха. Когда Ритка завыла, Иринка её за руку схватила и через кусты ломанулась, а потом сразу в воду полезла и стала тыкать, говоря: «Вот здесь, вот здесь!» Потом вдруг резко наклонилась, говорить стала с кем-то. И бухнулась. Тут и вы с Игорьком подоспели.

Толик мрачно смотрел в сумерки. Хорошая была идея. Потом бы поржали у костра. Непонятно, почему всё так плохо закончилось.

– А делать-то теперь чего? – спросил он, понимая, что трёпки не избежать.

Колян долго грыз соломинку, смотрел, как с козырька кепки капает.

– Может, прощения попросить?

– У кого? – Толик почему-то представил, что в знак прощения его опять погонят на озеро, заставят нырять, доказывая, что никакого утопленника Иринка видеть не могла. Но тут должен непременно вынырнуть обиженный утопленник с претензией, что его так плохо изобразили. Толик попросит прощения, обнимется с ними и клятвенно заверит, что больше никогда так делать не будет.

– У новенькой.

Толик вздрогнул, прогоняя образ братания с потусторонними жителями: в его фантазиях уже и русалки из озера полезли, и морские чудовища.