Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но особенную привязанность Олег питал к моей маме, Вере Васильевне, бабушке Вере, как он её называл. Крепкая любовь и дружба бабушки и внука началась с первой их встречи и продолжалась до последних дней Олега.
Моя мама — член партии — была в глазах Олега необыкновенным человеком. Как и дедушка, умелый рассказчик, она знакомила его с тем, что испытала сама: с тяжёлой жизнью крестьян до революции, рассказывала о своей батрацкой жизни, о том, как много ей приходилось работать на богатеев за гроши.
Маленький Олег прямо-таки не отходил от бабушки. Стоило ей прийти с работы, — он уж тут как тут.
Бабушка сама была родом из Згуровки, где находилось когда-то богатое поместье пана Кочубея, и часто водила внука по разным памятным ей местам. В памяти бабушки крепко хранились подробности прошлой жизни, и её рассказы во время прогулок приводили мальчика в сильнейшее волнение. Парк с могучими деревьями, речка, богатая рыбой, и белый дворец над ней, сахарный завод и разные мастерские, дремучие леса вокруг и неоглядные пшеничные поля — всё это принадлежало когда-то одному Кочубею, на которого трудились тысячи людей.
— Бабушка, а зачем одному человеку столько? — недоумевал Олег. — Разве ему жалко было с бедными поделиться?
— А вот он как с ними делился… — отвечала бабушка и показывала Олегу, где пороли и истязали когда-то людей за малейшую провинность, где батраки работали, не разгибаясь с утра до ночи, за кусок хлеба.
Особенно действовали на Олега рассказы бабушки о том, как не давали бедным учиться, читать книги, держали их в темноте.
— У, поганые буржуи, жаднюги! — возмущался Олег. — Ненавижу их! — И с тревогой спрашивал: — А буржуи и Кочубей больше не вернутся? Большевики их не пустят?
— Не пустят, милый, не пустят, — успокаивала бабушка.
Так получил Олег первые уроки политического воспитания, и они крепко запали в его юную, впечатлительную душу.
Кто мог знать тогда, что придётся бабушке Вере помогать её внучку, комиссару «Молодой гвардии», в смертельной борьбе с «буржуями», прятать оружие юных храбрецов, охранять их тайные встречи, падать под ударами немецких фашистов на допросах, перенести мученическую смерть внука и увидеть победу дела Олега и миллионов таких, как её любимый внук…
Первое сентября
В Полтаве Олег впервые пошёл в школу. К этому времени он мог уже свободно читать, писать и решать задачи, а таблицу умножения знал наизусть.
Разговоры о школе начались задолго до первого сентября. Олег был полон ожидания и деятельно готовился к поступлению.
Навеки запомнится мне первое сентября 1934 года. Как сейчас, вижу ясное, погожее утро, ласковое солнце, по-осеннему прозрачные улицы прибранного города и первую позолоту на ещё пышных от зелени деревьях, сонно застывших в тёплом безветрии.
Не знаю почему, но волнение Олега передалось и мне, и я беспокоилась, как маленькая, словно не только Олегу, но и мне самой предстояло в этот день пойти в первый класс. Мой мальчик пойдёт в школу… Он как-то сразу вырос в моих глазах, и это незнакомое чувство радовало, но и тревожило меня: всё-таки теперь я уже мать школьника, а это была новая ответственность. Окажусь ли я на высоте?
Олег в тот день проснулся рано. Он долго чистил зубы, рьяно намыливал лицо, затем надел свой новый костюмчик, причесал волосы и прибежал ко мне.
— Мамочка, я готов! — отрапортовал он, стукнув каблуками. — Можно уже идти.
Он был неузнаваем: подтянутый и очень хорошенький, а воодушевление так и переполняло его.
Я полюбовалась им, похвалила, но заставила сесть за стол и позавтракать — времени было ещё много.
Возле школы было шумно и празднично, все дети были с цветами, и Олег прижимал букетик. Ребята начали заходить в классы. Зашёл и мой сын, бросив на прощанье взгляд, полный гордости и какой-то смешной озабоченности: ведь он отныне ученик. «Не подведу тебя», — казалось, говорил этот взгляд, и я как-то сразу успокоилась. Я верила, что мой мальчик не подведёт меня.
И вот прозвенел звонок, первый в жизни Олега школьный звонок. Закрылись классные двери, в школе сразу установилась рабочая тишина, а я ещё долго стояла у выхода, думая о том, какие радости и трудности ожидают сына в новой для него жизни.
На третий день занятий, вернувшись из школы, Олег с гордостью сообщил мне, что его перевели во второй класс. Сразу попасть во второй класс! Этого я не ожидала — ведь сыну было всего только семь лет, — и я, признаться, серьёзно обеспокоилась: справится ли он с такой нагрузкой?
— Справлюсь! — весело заверил Олег. — У нас знаешь какая учительница Ольга Васильевна! А потом я ростом как все, у нас даже ниже меня есть. Я, мамочка, буду стараться, вот увидишь!
Олег не обманул меня. Он всегда добросовестно и внимательно готовил уроки, и мне не приходилось даже следить за ним. Тетради его были без помарок, учебники завёрнуты в чистую бумагу, на столе всегда порядок. Книги — стопочкой, карандаши и ручки — в стаканчике.
Олег был очень организован и на всё находил время — и на учёбу, и на помощь по дому, и на игры.
Первые отзывы о нём учительницы были самые хорошие: со взрослыми был вежлив, с ребятами дружен и отзывчив, в учёбе успевал. В общем, школьником своим я была вполне довольна.
«Крепись, сынок!»
Но вдруг неожиданная болезнь прервала его ученье.
Как-то на уроке у него случился приступ аппендицита, и я должна была отвезти его в больницу. Боли у Олега, оказывается, были и прежде, но он терпел. Операция предстояла трудная. Это всех нас встревожило.
Мне разрешили быть около сына. Врач предупредил меня, чтобы я подготовила сына к тому, что после операции под наркозом ему захочется пить, но пить нельзя будет часа четыре.
Одели моего Олега в белый халат, в нём он вошёл в операционную. Как всегда, медперсонал был в масках. Эта необычная обстановка вначале поразила Олега, и он растерялся, но профессор,