там за деревянным столом сидела пожилая женщина, видимо, администратор отеля. Она смотрела какую-то мыльную оперу на старинном пузатом телевизоре с выпуклым экраном. Мы поздоровались с ней, а пока Фер отвоевывал у нее ключи от своего номера я был вынужден видеть, как на экране парень в розовой рубашке признавался крашенной блондинке в своей неземной любви.

— Сеньорита, — обратился к ней кудрявый, получив, наконец, свои ключи, — мы хотели бы заказать ужин.

— Да, пожалуйста, — сеньорита, не отрывая глаз от выпуклого экрана, вырвала листок бумаги из блокнота и приготовилась записывать заказ.

— Два омлета, два йогурта, два чая, — скороговоркой продиктовал Фер.

— Вам в номер или вы предпочтете поужинать там? — женщина указала рукой на смежную комнату, где стояло несколько круглых столиков.

— Лучше тут, внизу, — ответил Фер, — мы тогда сейчас пройдем в номер, а через пять минут спустимся.

— Хорошо, — кивнула женщина и, с трудом поднявшись с офисного стула, удалилась, должно быть, передать заказ на кухню.

— Она здесь администратор и повар в одном лице, — шепнул Фер, — а в меню у них одна лишь порошковая яичница и овсяная каша.

У моего нового знакомого был двухместный номер. Когда мы, наскоро поужинав яичницей, поднялись наверх, я, наконец, осознал, как же я хочу спать. Ведь помимо вечерних приключений, сегодня я еще выступал на фестивале и целый день гулял с друзьями. Сейчас мне казалось, что все это было целую вечность назад. Неожиданно я подумал, что моя жизнь, возможно, уже никогда не вернется в привычное русло. С этой мыслью я стремительно раздраконил кровать, снял сорочку, брюки и нырнул под одеяло.

***

Просторный офис. Белые стены, компьютерные столы. В комнате сидят двое мужчин. Один из них дремлет прямо в кресле, второй борется со сном: его компьютер включен, он коротает время за пасьянсом. Внезапно тишину нарушает легкий шорох платья.

— Что вам нужно, сеньорита?

Древняя старуха была одета в какую-то серую хламиду. Руки ее тряслись, глаза были полны слез.

— Сеньор, — глухо сказала она, — делая шаг по направлению к мужчине, — мне бы сына повидать.

— Хмм… — полицейский был в явном замешательстве, — Это запрещено.

— Сынок, — старуха явно не собиралась сдаваться, — там, внизу, охранник тоже не желал меня пропускать. Но я его уж уломала, он пожалел меня… Пожалей же и ты, сынок!

— Ладно, — сдался полицейский, — ваши документы, подтверждающие личность.

Старуха порылась в наплечной сумке.

— Вот паспорт, — прошамкала она, утирая слезы рукавом, — Изабелла Торрес…

Полицейский недолго изучал паспорт. Ясное дело, старуха была матерью одного из этих пьяных драчунов.

— Положите ваши вещи сюда, на стол.

— Вот моя сумка. Больше у меня ничего нет.

— Пойдемте со мной, сеньорита.

Зеленоватый свет ламп, длинный коридор. Карцер. На узких кушетках спят двое мужчин в измятых костюмах.

— Маноло, — вырвалось откуда-то из глубин старухиного горла, — Бедный мой мальчик.

Она склонилась над одним из задержанных пьяниц, полицейский видел как трясутся ее руки. Было тяжело видеть страдания этой древней женщины.

— Господин полицейский, могу ли я побыть с ним хотя бы пять минут наедине?

— Запрещено. Хмм. Ладно, я побуду в коридоре. Только две минуты.

Офицер полиции вышел из тесного карцера, испытав немалое облегчение. Ох уж эта дремучая трясущаяся старуха. Он вспомнил, что у него на столе оставалась булочка. Такая вкусная: ромовая баба, пальчики оближешь. Хотелось есть. А. вдруг напарник проснется и съест ее прежде, чем он вернется? Он отходил от карцера все дальше, когда услышал.

Щелчок. Полицейский не обратил на это никакого внимания. В голове у него была булочка. Мягкая булочка с маковой начинкой. Второй щелчок. В его голове сонно трепыхнулась тревожная мысль. Полицейский бросился по коридору назад, понимая, какую оплошность он допустил. Третий щелчок.

Он вбежал в карцер, сжимая в руке пистолет. Все было уже кончено. Старуха лежала на полу, вокруг ее головы медленно растекалась красная жижа. В руке ее все еще был зажат пистолет. Оба задержанных также были мертвы.

Я проснулся от телефонного звонка. Это был не мой мобильный. Было темно, наверно, я проснулся посреди ночи. Кто же может звонить в такое время?

— Алло, — раздался в темноте раздраженный голос Фера, — что? Как, убиты? Завтра будем. В десять подъедем. До свидания.

Я повернулся лицом к стене.

Глава 3. Западня

Когда я открыл глаза во второй раз, за окном уже было светло. Похоже, я проснулся от того, что Фер, вставший раньше меня, нервно расхаживал по комнате взад и вперед. Я слышал легкое шуршание его ног по ковру. К тому же кудрявый говорил с кем-то по телефону. Он говорил по-английски, тихо, явно чтобы не разбудить меня. Я не показывал вида, что уже проснулся.

— Да, сеньор Кехт, я попрошу Сальвадора… Ему говорить не буду… Так, когда вы примерно будете? Завтра? Хорошо, жду вас. Отель «Каравелла».

Фер закончил разговор. Естественно, я подслушал все, что мог, и попытался понять. Этот «сеньор Кехт» мог быть начальником Фера или клиентом: по голосу кудрявого было слышно, что тот очень уважает собеседника. Особенно меня заинтересовало про «не буду ему говорить»: уж не обо мне ли шла речь?

Так или иначе я понимал, что расспрашивать об этом Фера будет бесполезно. Поэтому я потянулся на кровати, чтобы было ясно, что я только-только начинаю просыпаться.

Наверное, мой кудрявый знакомый был взволнован звонком из полиции. Я вспомнил свой странный сон. Почему-то мне казалось, что он был не менее реален, чем мои вчерашние приключения. Откуда-то я знал, причем совершенно точно, что сегодняшней ночью дряхлая старуха застрелила двоих вчерашних бандитов. «С каких это пор я стал пророком?» — подумал я и решительно сел на кровати.

— Доброе утро, Фер.

— Доброе, да не очень, Гил, — Фер не переставая расхаживал по комнате.

Я встал, натягивая на себя сорочку и застегивая непослушными со сна пальцами пуговицы.

— Их убила Изабель Торрес?

Фер остановился лишь на секунду, затем продолжил движение. Больше он своего удивления никак не выказал.

— Да, Гил.

Я почувствовал себя глупо. До сих пор я никогда не показывал своих способностей окружающим. А теперь открылся Феру, причем без особой надобности. Почему-то мне хотелось проявить себя с лучшей стороны в его присутствии, впечатлить его. Сейчас я понимал, что не стоило говорить про свой сон, но назад дороги не было.

Собственно, о моих способностях. До сей поры они заключались в одном единственном умении: я мог иногда (когда был на эмоциональном подъеме) передвигать небольшие предметы без физического контакта с ними. Я мог заставить покатиться шарик для пинг-понга, мог