При воспоминании о Федоре совершенно ничего не чувствую, хотя видела от него несколько сообщений, но даже открывать их не хочется.

— Я думаю, что выглядел бы хуже чемодана, если бы меня задела фура.

— Я про чемодан, упал на ногу прямо.

Теперь он улыбается, а я облизываю губы, отворачиваюсь, смотрю на покрывало, где лежат назначенные мне лекарства, на шприцы.

— Помочь?

— Да, с уколом я точно сама не справлюсь, а таблетка уже почти не действует.

Ну, чего мне ломаться, если предлагают помощь? Тем более такой мужчина. Интересно, у него есть девушка? Может, он вообще женат и у него двое детей? Ведь такое вполне возможно. На первом курсе Антонова так залетела от женатого, сколько грязи на нее тогда вылили.

— Тогда оголяй попку.

Вершинин

Конечно, не про меня, разве я противный?

Я, можно сказать, Робин Гуд, нет, Супермен, он же спасал девушек. Чем я хуже? Вот, поперся посмотреть, как там она, хотя мог спокойно лечь спать. После того как омыл свой спермой кафель душевой, это надо еще хорошенько вспомнить, когда я последний раз дрочил.

Но, что и следовало ожидать — сидит, разложила на кровати лекарства, думает, наверное, с чего начать.

Это она сейчас так специально, или у нее все выходит само собой? Стою в дверном проеме, смотрю на сидящую на кровати девушку, причем почти голую, она лишь одной рукой прикрывает грудь полотенцем, а выглядит так, словно совсем голая.

Если я сейчас простою так, буду пялиться на нее еще дольше, то она прекрасно увидит, что у меня стоит, сам-то не больше ее одет.

— Оголяй попку.

Глаза Даши стали еще больше. Господи, что за кретин? Как из взрослого мужика могут вылетать такие слова?

— Давай я помогу, ногу намажу и укол сделаю, а то на самом деле будешь всю ночь не спать от боли.

Говорю это как можно более привычным тоном, грамотно подобрав слова. Мол, такой благодетель, а, нет, забыл, я Супермен. Словно я через день помогаю почти обнаженным девицам, которые попадают под мои колеса с завидной регулярностью. А после поездки в травмпункт везу к себе на дачу и колю в их упругие попки лекарство. Да, такой Супермен со стоячим хером.

А попка у нее точно упругая. Недаром она Орешкина, попка как орех наверняка. Вот зуб даю, и киска сладкая.

Так, Роман Александрович, возьми себя в руки, не шестнадцать лет, а больше, гораздо больше, к тому же слив спермы в душевой пошел на пользу, яйца уже не так ломит.

— А что с водой? Когда я была в душе, резко закончилась горячая, — моргает пушистыми ресницами, смотрит так доверчиво, чистый ангел.

А, ну, все правильно, титан не справляется: я включил у себя горячую, а здесь пошла холодная.

— Не знаю, потом покажешь, надо посмотреть, — вру без стеснения, не хочется объяснять, как есть на самом деле.

Даша кивнула, поправила еще влажные волосы, что лежали по плечам, снова прикусила губы. Да чтоб ее, сколько можно уже кусать их и облизывать?

— Что-то не так?

Что не так? Все не так! Ты здесь не должна сидеть в таком виде и соблазнять меня! Я нормальный, взрослый мужик, с прекрасно, как оказалось, просто шикарно работающей половой системой. У меня стоит на твои губки, глазки, титьки. Это все кричало мое сознание.

— Все хорошо, давай вот так, положи ногу сюда, сейчас нанесем гель, он должен впитаться, а потом тугую повязку.

Чип и Дейл спешат на помощь. Я Чип, мой член Дейл.

Взял себя в руки, подошел. Уложил ногу Даши на свои колени, сел при этом на кровать, полотенце, конечно, безумно короткое, кажется, еще немного, и я увижу все ее прелести. Провел пальцами по щиколотке, сам, наверное, перестал дышать, кожа такая теплая и гладкая.

— Вот, этим надо намазать.

Протянула тюбик, взял, выдавил часть прозрачного геля, стал медленно размазывать по ноге.

— Не больно?

— Нет, — тихий ответ, вздох.

Мне показалось, или это на самом деле был стон? Остановился, надо дать гелю впитаться, а сам рассматриваю ее ножки и эти маленькие пальчики с красным лаком на ноготках, словно никогда не видел обнаженных женских ног.

Хочется их расцеловать, а еще лучше пососать, облизывая каждый пальчик. Это вообще нормально, что у меня такие желания? Член под полотенцем наливается кровью, еще немного, и Даша начнет кричать, что я маньяк и извращенец, и выцарапает мне глаза.

Взял из ее рук бинт, обмотал, как еще учили в волейбольной секции при университете, там постоянно получали ушибы и растяжения. Провел рукой вверх до колена, чувствуя, как кожа под ладонью покрывается мурашками.

— Роман!

— Да.

— Укол.

Прекрасно, еще укол.

— Хорошо, давай я наберу шприц, а ты пока ложись.

Собираю в кучу все рассыпанные медикаменты, убираю ее ноги с моих коленей, быстро встаю, поправляя свое полотенце, отворачиваюсь, чтоб Даша не заметила мой явно выпирающий стояк. Чтоб дойти до ванной, пришлось обойти это розовое чудовище в виде искореженного чемодана.

Даже не смотрю на себя в зеркало, член стоит, кровь шумит в ушах. И что меня так ведет от этой девчонки? Смотрю на нее, прикасаюсь — и дурею, как ненормальный.

Набрал лекарство, взял специальные салфетки, вышел из ванной. Включен лишь ночник, Даша уже лежит на кровати на животе, попка обтянута то ли трусиками, то ли розовыми шортиками, сверху маечка. В свете ночника кожа отливает бронзой, значит, будем делать в попку укол.

Словно ролевые игры. А я ведь так никогда и не играл в такие. Мужику тридцать пять, а все, как в первый раз.

Снова сажусь на кровать.

— Это не больно?

Как мило. Словно у меня спрашивает девственница перед своим первым сексуальным опытом. Это не больно? А я должен ответить: «Нет, крошка, тебе понравится, я буду нежным, мы с Дейлом будем нежными». Что за бред в голову лезет?

— Думаю, что нет. Тебе никогда не делали раньше уколы?

— Делали, конечно, но это не совсем приятная процедура.

Для меня уж точно нет.

Приспускаю шортики, попка и правда упругая, такая кругленькая, аппетитная, словно персик. Представляю, как раздвину ее булочки в стороны, а там маленькое колечко ануса. Его можно смочить слюной и помассировать, слегка надавливая пальчиком.

— Рома?

Рома сегодня не выйдет, за него сегодня озабоченный маньяк.

Обтираю место укола специальной салфеткой, резкое движение, втыкаю иглу, Даша вскрикивает, медленно ввожу лекарство, а она снова стонет, да так, словно я ей делаю нечто другое.