И вот наконец я выпустилась – летом 1963 года. Церемонию вручения дипломов проводили на школьном футбольном поле. В тот день было невыносимо, невообразимо жарко, и я буквально плавилась в своей выпускной мантии и шапочке. Кажется, всю среднюю школу я чувствовала себя не в своей тарелке, и такой финал был вполне закономерен.

Семья. Рождество

И что – я собрала чемодан, помахала всем на прощание, села в автобус и поехала, глядя, как за окном проплывает Нью-Джерси и надвигаются небоскребы Нью-Йорка? Вовсе нет. Я пошла в колледж.

Колледж Сентенари в Хэкеттстауне был женским методистским учебным заведением, возглавляемым какими-то очень пожилыми леди с Юга. На самом деле это был последний этап подготовки к респектабельной семейной жизни. Когда-то я относилась к колледжу как к «исправительному заведению для благородных девиц», что он, по сути, собой и представлял. Вот только я не была благородной девицей и не хотела, чтобы меня перевоспитывали. Мое перевоспитание пройдет совсем, совсем иначе.

С самого начала предполагалось, что я продолжу образование. Я говорила родителям, что хочу в школу искусств – желательно в Род-Айлендскую школу дизайна. Но там учиться пришлось бы четыре года, а это было дорого – нам не по карману. Поэтому компромиссом стало двухлетнее обучение.

Я вовсе не была уверена, что мечтаю о колледже. Я хотела только вырваться в мир и творить. Думаю, маме идея колледжа нравилась, потому что она считала, что с моей застенчивостью я больше нигде не приживусь, а если заскучаю по родным, то смогу добраться до дома за полтора часа. Итак, осенью я отправилась в Хэкеттстаун.

В колледже было несколько хороших профессоров. Доктор Терри Смит преподавал американскую литературу, которую я обожала, больше всего – Марка Твена и Эмили Дикинсон. А еще мне нравились преподаватели искусствоведения, Николас Орсини и его жена Клаудия, и я немного занималась живописью, когда училась там.

Этот колледж не предполагал непомерной нагрузки. По желанию можно было выбрать самые легкие предметы и при этом ходить на все общественные мероприятия в другие колледжи, что заменяло клуб знакомств.

На второй год я познакомилась с парнем по имени Кенни Уинарик. Через некоторое время после того, как мы начали встречаться, Кенни привез меня к своей матери, в ее чудесную нью-йоркскую квартиру. И когда я стояла там и наслаждалась видом с балкона, мои мечты о жизни в мегаполисе обрели второе дыхание. Здесь все было как надо. Безупречно. Просторные комнаты не ломились от декора и при этом не выглядели чересчур строго. Образцовое пространство для идеальных людей. Людей, которым нравилось быть жителями Нью-Йорка. Эта довоенная постройка носила название «Эльдорадо».

В то время подобная мифологическая отсылка для меня почти ничего не значила, если не считать, что все это было изумительно, волнующе – точь-в-точь из моих самых смелых грез. Рано еще было проводить параллели между моими поисками себя и тем, как конкистадоры пытались найти легендарную золотую страну. Но, оглядываясь назад, я понимаю, что моя встреча с обаянием Нью-Йорка была сродни вступлению в драгоценные врата Эльдорадо. Я примкнула к новым конкистадорам, увлеченным охотой за небывалыми сокровищами в неизведанном, манящем перспективами городе.

Звучит довольно серьезно. В каком-то смысле так все и было. Собранная и целеустремленная, я одновременно плыла по беспокойному морю быстро сменяющихся эмоций. Не думаю, что я страдала биполярным расстройством, депрессией, шизофренией или чем-то в этом роде. Считаю, что была вполне нормальной, но в состоянии расширенного сознания мы смотрели на мир под новым, необычным углом.

Тогда и начались психоделические эксперименты. Глэдис, мама Кенни, работала психоаналитиком. Ее силой, любознательностью и жаждой жизни я восхищалась от всего сердца. У ее детей была здоровая самооценка, и относились они к себе с юмором, чем превосходили большинство людей в моем городе. Проще говоря, в этом было изящество. По долгу службы Глэдис участвовала в лекциях, конференциях и собраниях по своей специальности. Так она получила приглашение и на сеанс с Тимоти Лири[10]. Она не смогла на него пойти, поэтому отправились я и Кенни. Думаю, тогда Лири еще преподавал в Гарварде или его как раз собирались уволить. И Алан Уотс[11] тоже там был. Недавно вышел труд Лири «Психоделический опыт: руководство на основе “Тибетской книги мертвых”», и, полагаю, смысл всех этих сымитированных «опытов» был в том, чтобы и далее легитимизировать их страсть к ЛСД и его терапевтические возможности.

День нашего «путешествия» настал, и мы отправились в один из самых красивых домов, которые мне когда-либо приходилось видеть. Он находился в восточной части Манхэттена, между Мэдисон-авеню и Пятой авеню. Элегантное здание с резными дверями, коваными железными перилами и решеткой на входе. Нас провели в комнату на первом этаже, где несколько человек сидели в кругу на ковре. Лири рассказывал про чакры, стадии сеанса и советовал нам расслабиться и позволить себе быть в потоке. Никаких наркотиков, еды и напитков – только советы и наставления по поводу того, как может проходить ЛСД-терапия. Фактически она основывалась на ментальном путешествии по разным уровням сознания, известном под названием «бардо».

В те времена идеи Лири поражали новизной, и на него довольно серьезно давили из-за самого учения и употребления наркотиков. Мы уселись в кругу рядом с остальными и внимали сладкому пению Лири о стадиях расширения сознания, которых мы достигнем – если, конечно, решимся на этот опыт. И мне, и Кенни было интересно, оба мы хотели узнать нечто новое, поэтому слушали внимательно. Лекция длилась целую вечность, и я надеялась, что будет перерыв на еду, но не тут-то было. Мы сидели, часы шли, а профессор Лири и Алан Уотс все говорили об уровнях сознания. Наконец нас попросили познакомиться друг с другом.

В тот день на лекцию пришли самые разные люди, не просто хипстеры или студенты. Бизнесмены и бизнес-леди, доктора, наши и заграничные, несколько опрятно одетых персонажей из тех, что живут на респектабельной окраине, несколько местных творческих людей и, разумеется, психоаналитики. Один человек внушал мне беспокойство, потому что буквально излучал неприятие. Держался он особняком, будто пришел просто понаблюдать. Одет в обычную белую рубашку и темно-серые брюки. С залысинами, гладко выбритый. И конечно, когда настало «время познакомиться», меня посадили напротив него. К тому моменту я вся изнервничалась, страшно проголодалась и образец любезности собой не являла. Так что я с самого начала ополчилась на бедного мужчину и начала задавать ему неожиданные вопросы. Выяснилось, что он представитель то ли ЦРУ, то ли ФБР. Для Лири это было как гром среди ясного неба…