Когда бот нырнул под воду, второго пришлось усмирять электрошоком – он вскочил с места. Непонятно было – от страха или он напасть хотел? Патрульные не желали выяснять – ткнули его под рёбра электрошокерами, сразу с двух сторон, так что он осел на палубу и до самого прибытия был в отключке.

А потом ими занялись учёные.

Болан с завистью смотрел на дронов, что выполняли всю черновую работу у яйцеголовых. А у них, в департаменте, дроны пылятся на складе – любая поломка была фатальной.

Последний техник утонул в прошлом году. И до сих пор непонятно – случайно сломался бот техника (вот ирония!) или это было самоубийство. Записи бортового искина были повреждены до такой степени, что не подлежали реконструированию. Списали на самоубийство.

С тех пор не удаётся найти техника в департамент не то что Прибрежного, а даже космопорта. Не то что в отдел, а весь департамент был без технических специалистов. Нет, желающих – завались. Только базы техников нужного уровня могут освоить люди с начальным порогом от 120. А это сложно. С такими данными люди предпочитают наниматься пилотами. Или – во флот. Базовый порог 120 – это офицерский ранг уже через несколько лет службы. Даже не особо усердствуя.

Болан не дотягивал и до сотни. Теперь, разогнанный имплантатами, он превышал этот порог, но имплантаты повышают данные – кратно базовым показателям. Чем выше основа, тем больший прирост дают имплантаты.

Болан вспомнил, что видел как-то, что базовый показатель Вержа – выше 150, он мог и в яйцеголовые податься. И даже у Раты – за 140. И у Асары – за 120. Именно поэтому она сразу стала офицером. Пусть и по связи. Какой связи – вопрос десятый. Они же всё-таки на планете, принадлежащей флоту, а на флоте оператор (связист) – третий от капитана. И впереди стрелка и механика.

Нет, Болан не испытывал никаких комплексов по этому поводу. Ему было грех обижаться на судьбу. Жил он неплохо. Инструктор по боевой подготовке в отделе, куда уже давно не принимали новых людей, где некого и нечему было учить. Новых не принимали, но и потерь не было. Из безвозвратных – только утопший техник. Одним словом, работа не бей лежачего.

Вот и теперь – офицер Департамента безопасности, но – по особым поручениям. Читай – куда капитан пошлёт. А домой или куда – дело десятое. Это опера и инспектора – бегай по участку, рой носом землю, работай с закоротившими работягами и крысами банд. А тут, считай, правая рука капитана. А капитан – порожняк на орбиту не гонит. Мужик он конкретный, хоть и высокородный.

Меж тем яйцеголовые уже укладывали подопечных в медкапсулы. Вот что значит высокий показатель – яйцеголовые сразу и на пальцах объяснили этим двум нудистам, что надо делать. И те – послушались. Покорно. Только этот, поменьше, продолжал верещать, норовя всё потрогать руками.

Чисто обезьяна! У яйцеголовых не то что трогать ничего нельзя – следить надо за собственными конечностями. Неряшливость яйцеголовых уже была нарицательной. Наступишь во что-нибудь, и аннигилируешься – чихнуть не успеешь! Потому у них исследовательские центры и исчезают мгновенно. Что-то уронили на пол косорукие умники – вот и результат!

Диверсантов они разрабатывают! Тут враг не нужен – сами всё угробят! И планету прихватят при этом.

Болан слушал разговоры персонала центра и только качал головой. Вот вроде на одном с Боланом стандартном языке говорят, а не поймёшь ничего! Но они очень возбуждены. И это неспроста, как считал Болан.

Подошёл один из руководителей центра. Как раз с ним Верж и поддерживал дружеские отношения. Хротолиск Вазитран его именовали. Но Верж его кликал мэтром Лиском. И Лиск умел разговаривать на обычном языке, не умничая, не вставляя, где надо и где не надо, малопонятные термины.

– Здравствуй, Валан! – сказал Лиск.

– Моё почтение, мэтр Лиск, – ответил Болан.

– Где вы добыли эти интересные экспонаты? – спросил учёный.

– На набережной, – пожал плечами Болан. – И чем они так интересны?

– Всем! – возбуждённо воскликнул Лиск. – Особенно этот, большой! Я бы хотел их поплотнее исследовать.

Болан нахмурился, хотел вызвать Вержа, но вспомнил, что центр гасит любые попытки связи.

– Мэтр, я не полномочен в таких решениях, – развёл руками Болан.

– А высокородный Распожениравир? – спросил Лиск.

Болан поморщился. Верж очень не любил, когда так вот, вне официальных церемоний, упоминают его полным родовым именем. Меж тем Лиск вывел из своего наруча на своём научном костюме панель коммуникатора, стал быстро передвигать ярлычки. Панель была прозрачна с обеих сторон, потому Болан увидел лицо Вержа.

– Здравствуй, Лиск, – кивнул капитан, скосив глаза, явно смотря на хронометр на столе. – Быстро. Я ждал твоего вызова через полчасика. Уже накопал что-то?

– Верж, оставь мне этих двоих для исследования! – эмоционально попросил Лиск.

– Что накопал? – повторил Верж.

– Не могу передать, – мотнул головой Лиск, – словами, как я удивлён!

Верж усмехнулся.

– Надеюсь, это не ваша яйцеголовая уловка, чтобы затащить меня в ваш центр, – сказал он.

– Да ты нам даром не нужен, – серьёзно ответил Лиск, – достаточно Раты и… её подружек.

– Ладно, жди, – кивнул Верж. – Как здоровье моих подопечных?

– Большой – здоров, как новорожденный, а вот второй запущен до невиданных пределов. Не помню людей в таком состоянии в моих капсулах. Ты его на свалке биоотходов нашёл?

Но Верж не улыбнулся шутке, а наоборот – его бровь выдала крайнее напряжение работы всего его разогнанного фамильными методиками и имплантатами мозга. Верж разорвал соединение.

Теперь Лиск улыбался. Другие учёные смотрели на него выжидающе – они не слышали разговора. Лиск кивнул, и коллеги-исследователи заулыбались, радуясь.

Коллектив центра – сплошь мужской, связь с внешним миром им ограничена протоколом, доступ извне в центр – тоже. Вот Верж и возил им «девочек» на своём борту ДБ со своим капитанским номером. Протокол не досматривал этот борт. Другие центры завидовали, но к ним доступ был ещё строже. Всё же центр 897 был медицинским и работал в этом направлении. Эта сфера исследований не была настолько тотально засекречена.

Тем более что департамент поставлял центру подопытных, которых никто не будет искать. И никто не накажет, если опыты пройдут не совсем удачно. Обе крысы Кривоуха сгинут тут. Они же погибли от рук здоровяка. Так это прошло по делу утренней драки на набережной.

Конечно, высшее руководство обоих департаментов – знает. А остальным не надо знать. Особенно сетевым писакам и законникам, желающим сделать себе имя на флоте и его тёмных делишках. Это стало модно – клеймить позором флот за его профессиональный тотальный милитаризм. Прорывы в способах лечения, новые имплантаты, новые нейросети – нужны. А как эти открытия делаются – знать они не желают. Нет, знать желают! Чтобы поднять шум – до Собрания представителей миров Содружества. И дёшево сделать себе имя. Обыватель любит истории о злобных и жестоких военных, сдвинутых на войне. По мнению обывателя, флот – дармоеды, пожирающие бюджет и их, обывателей, налоги. По обывательскому мнению флот должен быть пушистым, мягким и розовым. И разрабатывать не новые способы уничтожения себе подобных и защиты от уничтожения вероятными противниками, а…