«Откуда она идет в такую рань?» — удивился Василий, присев за вагончик.

5

Злобин с трудом разбудил Бурачкова, крепко спавшего в дальнем углу вагончика:

— Айда на работу! Пора совесть знать.

Бурачков потянулся и, как обычно, хитро ухмыляясь, спросил:

— Вас что, товарищ Злобин, бригадиром назначили? Не пойду я, у меня схватки аппендицита.

— А где у тебя аппендицит?

— Как где? — удивленно спросил Бурачков и, задрав грязную рубаху, похлопал рукой по левой стороне живота: — Вот где паразит сидит, давно вырезать надо.

Василий захохотал.

— Ну что заливаешься, правду говорю, захворал.

— Ну отдыхай, а я сейчас пойду пахать, — перевязывая букет подснежников, сказал Василий.

— Ты ведь только что закончил смену!

— Между прочим, нашу бригаду на буксир берут, за уши будут тащить. Боров переживает, ну и…

— Постой, какой буксир? — перебил Бурачков, поспешно надевая сапоги.

— Первая решила взять нас на буксир как отстающих хлюпиков. В газету об этом написали. Понятно?

— Вот еще придумали! — всполошился Генка, мгновенно соскакивая с топчана.

— Айда, что ли!

— Куда? У тебя ж аппендицит.

— Скажу по секрету, — зашептал Бурачков, — меня ночью, как деда Щукаря, протащило. Только он мяса объелся, а я семенного гороха.

— С ума сошел, ведь семена протравлены!

— Ну коли были бы хорошо протравлены, загнулся бы, а так ничего… — ответил Бурачков и тут же спросил: — А букет кому приготовил, ей?

— Кому ей?

— Машеньке учетчице, она же по тебе сохнет. Завидую, — вздохнул Бурачков.

Выходя из вагончика, Генка захватил букет подснежников, оставленный на подоконнике.

— На, дари, — сказал он, подавая Василию букет. — Она на крыльце. Ждет… Ступай, а я пока кину пару слов бригадиру.

Парень подошел к Борову и, копируя Уварова, подмигнул бригадиру:

— На прорыв идем, учтите!

И быстро отошел к своему трактору. Виноватая улыбка легла на тонкие губы Семена Петровича Борова. Разыскав повариху, бригадир наказал к ужину состряпать настоящие сибирские пельмени…

О чем в это время говорили между собой тракторист и учетчица, посторонним неизвестно. Но, пожалуй, можно догадаться по взволнованным глазам девушки, по тому, как нежно гладила она первые весенние цветы…

ОДНО СЛОВО

Как-то поздно вечером в правлении колхоза «Заря коммунизма» зашел разговор о старом трактористе Михаиле Захаровиче Глушко.

— Удивительный человек этот Глушко, — сказал агроном Валерий Тихонович Саночкин. — Нынче весной пошел я посмотреть, как четвертое поле обрабатывают дисковыми лущильниками. В это время в бригаду пришел Михаил Захарович. Посмотрел на пашню в одном месте, в другом, потом подошел ко мне, и будто впервые увидел: «Вы кем работаете?» — «Агрономом», — отвечаю. — «Да?» — склонив на бок кудлатую голову, переспросил тракторист и отошел. А я после этого битый час стоял на пашне и не мог понять, к чему он сказал такое…

Председатель колхоза Овчинников смеялся до слез. Хохотали и другие члены правления. Саночкин, уже немолодой, начинающий полнеть мужчина, тоже улыбался.

Когда в колхозе проходило собрание с критикой артельного производства, Глушко, нахмурив белесые брови, просил обычно слово последним и, взмахивая громадным кулаком, сердито говорил четыре слова: «Крушить надо такую бесхозяйственность». Если же требовалась поддержка механизаторов в каком-то важном и трудном деле, он выступал первым и говорил три слова: «Душа вон — сделаем». Ну, а если приходилось бывать на гулянке, то Михаил Захарович неоднократно поднимал тост, и вся его речь при этом состояла из двух слов: «Будем радехоньки!»

А недавно выступление Михаила Захаровича состояло всего из одного слова…

Председателя колхоза срочно вызвали на бюро райкома. Уезжая, он попросил Саночкина собрать колхозный актив и посоветоваться, как лучше провести зимние агромероприятия, за которые, по всей вероятности, его будут нещадно критиковать в райкоме. Председатель, дав указание, так быстро укатил на своем газике, что Саночкин даже не успел уточнить детали: какой собрать актив — широкий или узкий, делать доклад или запросто поговорить с активистами.

«Пойду, посоветуюсь с парторгом», — осенила агронома мысль. Но парторг уехал в больницу. Не оказалось дома и председателя сельсовета.

Валерий Тихонович решил провести узкий актив. В кабинете председателя собралось несколько человек. На совещание был приглашен и Глушко. Он сел на скамейку возле дышащей жаром печки. Сначала внимательно слушал агронома, курил. Потом, склонив набок голову, стал дремать. Но вот агроном заговорил о ремонте тракторов, подготовке семян. Сонливость как рукой сняло, насторожился.

— Вот ведь какая ситуация, товарищи, — говорил Саночкин, поглаживая чуть заметную полоску волос на светло-бурой лысине, — если не задержу своевременно снег — вышестоящее руководство поставит мне на вид. За срыв вывозки удобрений могут объявить выговор. А если к севу не успею подготовить семена, смотришь, — влепят строгача, а то и вообще…

Тут Саночкин хлопнул рукой себя по шее.

— Делаю вывод: сначала бросим все силы на семена, потом на вывозку удобрений…

— А в мае — на снег, — неожиданно ввернул Михаил Захарович.

— Немного раньше, — иронически ответил задетый Саночкин. — Прошу высказаться, товарищи, по затронутому вопросу.

Учетчик тракторной бригады, прозванный в колхозе «Раз, два и обчелся», сорокалетний Игнат Тищенко мысленно представил себе: трескучий мороз обжигает лицо, руки, в поле — поземка, а где-то далеко гудит трактор. Вот и подсчитай, какую дал выработку тракторист на снегозадержании! И он, с тоской глядя в потолок, попросил слово.

— Оно, конечно, снегозадержание — великая сила для поднятия урожайности, — нехотя заговорил учетчик. — Но стоит ли его проводить на тракторах, когда у нас есть возле полей немало березовых колков, они сами задержат горы снега…

Заведующий свиноводческой фермой Луценко, страдающий радикулитом, поглаживая возле печки поясницу, неожиданно выпалил:

— По всем признакам нынче будет обильный снегопад. И без тракторов так занесет, что ни проедешь, ни пройдешь.

— Ну а ты что скажешь, Михаил Захарович? — обратился к Глушко агроном.

Тракторист обвел присутствующих взглядом и вдруг нахлобучил шапку-ушанку.

— Пустозвоны! — сказал в сердцах. И вышел из кабинета.

Актив продолжался. Вскоре мимо окон правления артели пролязгал гусеницами трактор. К нему был прицеплен снегопах. Из кабины выглянуло хмурое лицо Глушко.

— Куда на ночь глядя? — спросила пожилая колхозница, поправляя на плече коромысло с полными ведрами.

— В степь, за урожаем.

— Ну, добрый тебе путь, Захарыч…

Узнав на совещании, что Глушко поехал задерживать снег на поля, Саночкин попросил обменяться мнением — наказывать ли тракториста за самоуправство? По данному вопросу было принято решение из одного слова: «Нет».

ИНСПЕКТОР

Грязный и злой, Юдин шел по степной тропе. Двое суток провозился у трактора, а завести так и не смог. Ему пытались помочь бригадир и механик Ключевского отделения, но все усилия оказались напрасными: трактор